отпали сразу – командированные, живут в гарнизонном общежитии. Менты обмывали чью-то звёздочку, там тоже ловить нечего. Студенты… Для неё это малолетки, лет на семь младше. Но смотри-ка, один смелый решил тётю на танец пригласить. Ух ты, живём с другом на квартире, – похоже, вариант безопасный. Молодоват ещё, ну ничего, мы тебя подучим, если что. И с деньгами у ребят, похоже, напряг. Давайте-ка, хлопцы, ко мне за столик. Официант, бутылку коньяка! Как зовут? Как зовут… Аней зовут, врать тут вроде не к чему, ещё где окликнут по случаю. Кем работаю? Да учительницей младших классов. Конечно, замужем, но муж в длительной командировке на Севере. Поэтому и домой ко мне нельзя, там мама и ребёнок. Да ты что, какой телефон? Телефона нет, а адрес ни за что не дам! И школу свою не скажу – ещё мне не хватало, чтоб родители моих учеников обо мне слухи распускали. А вообще-то я голодная… Да нет- нет, вы, мальчики, кушайте и ничего мне больше заказывать не надо – не в том смысле я голодная. А что вы так смутились? Я же честно и откровенно! Ах, что вас двое… Ну, тут сами решайте, хотя можно и с двоими, если не разом, конечно, а по очереди. Вы рады? Ну тогда допивайте и поехали. Нет, с собой мы ничего брать больше не будем, и у вас завтра занятия, и у меня уроки…
Это была чудная ночь! Она отыгралась за все свои «монастырские» годы. Молоденькие кобельки оказались заводными и послушными, казалось, её удовольствию не будет конца. Пока один послушно сидел на кухоньке малюсенькой однокомнатной хрущёвки, другой занимался делом. Потом они менялись. Менялись споро, и Анька не успевала остыть. Правда, больше чем на два захода никого из них не хватило, но и этого ей оказалось вполне достаточно, чтобы словить долгий яркий оргазмище, от которого, казалось, замирает сердце и обрывается всё внутри. А потом они спали – она одна на кровати, а они по жребию – кто на другой кровати, а кто на полу. Утром она встала по будильнику, сходила в душ, потом сделала кофе и яичницу на всех. Ребята снова смотрели на неё восторженными глазами и стали просить не исчезать, а приходить ещё. Вот наш телефон – ты только позвони. Она запомнила их номер и сказала, что звякнет недели через две, а там договорятся по настроению. Посоветовала влюбляться в хороших девочек и исчезла.Аня удачно «отгуляла» итальянцев. По ориентировке были сомнения насчёт одного паренька, в смысле турист ли он или связной, выходивший на русского агента в обход посольств. Такие вещи устраивают исключительно для важных птиц, точнее, даже не для них, а для снятия их тайников. Потом «сняток» никогда не тащат через границу, его обязательно передают в посольство и переправляют безопасной диппочтой. Посольство ничего не знает об агенте. Да и трудно отследить таких – чистый въехал, чистым выехал. По обстановке Ане пришлось выполнить две «тэфэпэшки» – операции по тайному физическому проникновению, а попросту – пошустрить у него в вещах во время отсутствия хозяина. Кроме довольно дерьмовых итальянских стихов собственного сочинения, типа дневника впечатлений «объекта» о России, больше ничего интересного она не нашла, заложила жука, перефотографировала написанное и пробежалась по ним ультрафиолетовой спецлампой на предмет тайнописи. За поездку объект себя ничем не проявил, и в конце поездки Аня влезла к нему ещё раз, просмотреть номера фотокассет и свои маркерные метки. Метки были на месте, номера совпадали. К заднему дворику гостиницы подошёл крытый грузовик с рентген- установкой, и они быстро провели полную просветку его вещей. Аня привычно закинула тяжёлый чемодан иностранца в больший пустой чемодан и бегом пустилась назад. На всю операцию от выноса до возврата ушло около пяти минут. Похоже, иностранец был чистым. Был ещё один «говноед», как кагэбешники и гээрушники называли лиц, слишком демонстративно симпатизирующих советскому строю, но и тот оказался полной пустышкой в плане оперативной разработки на дальнейшую вербовку. Во-первых, профессионально никто, абсолютно бесперспективная личность, а во-вторых, просто истероидный психопат из тех, которые готовы восторгаться чем угодно, лишь бы получить ответные симпатии окружающих. Такой будет на тебя смотреть преданными глазами ровно до пересечения границы собственного государства, где немедленно с той же преданностью всё выложит первому попавшемуся карабинеру. Кроме этих двоих, больше ничего интересного.
Аня вернулась домой, подготовила отчёт. У неё почти неделя на выходные. «Завтра пойду на «конспиративку», отчитаюсь, а вот вечером… Вечером надо сходить к подруге, всё должно быть естественно. А вот послезавтра вечером… Но перед тем надо позвонить мальчикам». Отчётом начальство оказалось довольно, похвалило хоть и за безрезультатные, но отлично проведенные ТФП; понравились и толковые психологические профили, которые она приложила к отчётам по иностранцам. Отметили высокий профессионализм и вскользь упомянули, что приближается присвоение капитана, не всю же жизнь в молодых старлеях ходить. Ну а теперь отдыхай, дочка, восстанавливайся, а там возьмёшь группу бритишей-экстремалов на месяц по Сибири.
Ну вот и вечер. В том, что её линия на круглосуточной прослушке, Аня не сомневалась. Точнее, она не сомневалась, что все её разговоры стопроцентно пишутся, хотя и не стопроцентно слушаются. Но если надо, то обязательно прослушаются, и повод дать – всего лишь набрать новый номер. Поэтому звонить будем с улицы. Она проверилась, как обычно на пути к подруге, принесла той подарок в виде итальянского дезодоранта, посидела, попила с ней кофе с ликером «Амаретто», ещё одним трофеем из недавней командировки. Затем распрощалась и пошла к давно примеченному телефон-автомату, не ближайшему, но укромному. Автомат обещающе заглотил двушку на втором гудке. «Привет! Да неужели? Ну ладно – завтра приду. Нет, не на ночь. С пяти до двенадцати. Семь часов нам, надеюсь, хватит? Хорошо. А вот денька через два можно и на ночь. Да, пожалуйста, отмойте плиту и начистите картошки к моему приходу, – я вам хоть супа сделаю и мяса нажарю, уже купила курицу и хорошей свинины. Вам, ребятки, белок нужен. Ну, пока». Всё же железная она женщина – никогда страсть у неё не возьмёт верх над разумом.
Ой, как они её ждали! Нищие студенты купили шампанского и фруктов с базара, в пустую кефирную бутылку поставили три простеньких гвоздики. Для неё! Впервые после институтской скамьи она получила цветы. Точнее, цветов ей дарят много, но это от иностранцев на работе, такие не считаются. А эти считаются – они от любовников, пусть и от двух сразу. Ребята подхватили её здоровую сумку, в которой кроме свинины и курицы оказался блок дорогих импортных сигарет, тонкая палка настоящего финского сервелата и толстый батон сырокопченого итальянского салями, пачка масла и банка растворимого кофе – всё считалось деликатесом и дефицитом. На дне сумки лежал новый махровый женский халат и простенькие тапочки. «Это нам?» – «Ну а кому же! Халат и тапочки только мне – хотя пусть это у вас побудет. Вы не против? Девочки ваши не возревнуют? Ну и ладненько».
Анна бесцеремонно разделась при них до своих кружевных полупрозрачных трусиков, и ребята как загипнотизированные уставились на её тело. Не захотев испытывать их терпение, она облачилась в новый халат и пошла на кухню. Готовить она умела и любила. Поставила суп, быстро сделала пюре, хорошенько отбила эскалопчики и нажарила ароматных отбивных. У ребят нашлось немного квашеной капусты и завалявшаяся банка зелёного горшка. Чуть чеснока, немного сахара и томатной пасты – и готов вполне приличный салат. Пока она хлопотала, её кавалеры комарами вились вокруг, по очереди прикладываясь губами то к шее, то к ляжкам. «Эй, озорники, смотрите, без засосов! Ну, вот и готово». – Аня подает на стол.
– Аннушка, ангел наш, ну-ка посмотри сюда, сейчас вылетит птичка!
Кухня озаряется резким белым светом фотовспышки. По лицам видно – никаких задних мыслей, ребята действительно хотят запечатлеть своего доброго ангела на память. Фотоаппарат устанавливают на холодильник и взводят автоспуск. Анна делает улыбку как у кинозвезды и красиво обнимает обоих кавалеров. Ещё одна вспышка – будет забавная «семейная» фотка. Анна берёт в руки фотоаппарат, «Зенит-ТТЛ», лучшая советская машинка. «Ребята, а что у вас ещё на пленке? Ничего. Тогда не жалейте. – Она открывает фотоаппарат и одним движением вытягивает плёнку из кассеты. – Давайте договоримся раз и навсегда – больше никогда никаких фотографий со мной. Нас здесь трое, и никто четвёртый нам не нужен. Почему – это я вам объяснила ещё в ресторане. И последнее – я буду к вам приходить когда смогу, а это не слишком часто. Я всегда буду звонить перед своим приходом, и если вы сказали «можно», значит, вы автоматически выполняете мои несложные условия. Если вы не можете меня видеть по любой причине, которую мне совершенно не надо объяснять, то вы мне об этом прямо говорите, я не обижусь и перезвоню при первой своей возможности. Но если вы хоть один раз нарушите хоть одно из моих условий: никогда не фотографировать и не записывать что-либо на магнитофон, никогда не пытаться узнать мою фамилию, мой адрес или мою школу и никогда не приводить сюда кого-либо ещё, когда мы вместе, – так вот, если нарушите хоть что-то, я просто больше никогда не приду. Конечно, я готова навсегда исчезнуть, изъяви такое желание хоть один из вас. Я не могу проконтролировать ваши языки, болтать и хвастаться вы всё равно будете. Поэтому я только могу вас просить – не болтайте много. И не дай бог, кто- либо из ваших друзей решит взглянуть на меня «случайно» – я это расценю как нарушение контракта. Уяснили? Вот и прекрасно, помогите мне сохранить репутацию честной жены, доброй матери и хорошей учительницы. А теперь прошу к столу, мои дорогие!»
Они отлично поели, выпили шампанского.
