Вот уже вторую неделю в списке героических подвигов рекламного агентства «Фигня Продакшн» не было ничего более яркого, чем продвижение безалкогольной газировки. Отсутствие неподражаемого Афанасия Гонсалеса подкосило всю творческую деятельность агентства.
Копирайтер, креатор, дизайнер и не удостоенная столь же красивого и загадочного наименования ее должности секретарша безрадостно разглядывали незатейливый пейзанский натюрморт из капустного кочана, окруженного баклажанами, томатами, морковками и картофелинами.
Превосходные крепкие овощи и корнеплоды при содействии специалистов агрофирмы «Копылов и др.» родила щедрая русская земля. А вот родить слоган для продвижения своей замечательной продукции Копылов и его «др.», кем бы они ни были, заказали команде прославленного Александра Журавлева.
«Прославленный» пребывал в затянувшемся отпуске. Команда надрывно тужилась, но ничего путного пока что не родила.
– А если сделать так, как в песне поется, – секретарша Эмма заерзала на стуле. – Морковь крепка, и… И не знаю… И репки наши быстры!
– Тупо, – повторила Даша.
– Почему – тупо? Что-то в этом есть, – опять заспорил с ней Викентий. – Афоня сказал бы, что «морковь крепка» – это эротично. А реклама должна быть секси!
Даша Климова в большом сомнении посмотрела на ближайший к ней баклажан.
Баклажан был синим, скрюченным и откровенно несексуальным. Даже в анатомически правильной комбинации с двумя небольшими круглыми томатами он смотрелся бы не слишком эротично, не говоря уж о соседстве с капустой, в бледно-зеленых лохмах которой увидеть что-то сексуальное сумел бы только извращенец.
– Я сдаюсь, – мрачно сказала Даша.
– Нет, Данька, стоп!
В низком кресле заворочался дизайнер Оскар Пуммер, которого рекламные девушки в зависимости от настроения и ситуации звали то Пумой, то Пумбой.
– Меня, может, эта махровая ботва тоже ни граммульки не возбуждает, но я же сижу! Смотрю! Думаю!
– Всем привет! О, а что это у нас тут? Коллективный сеанс вегетарианства и сыроедения? – не без ехидства вопросил от дверей знакомый голос. – Неужто дела нашего агентства так плохи, что персонал переходит на подножный корм?
– Афоня! Ур-р-р-ра! Афоня вернулся! – после секундной паузы разноголосо завопил персонал.
Четверть часа спустя Оскар Пуммер под диктовку перебивавших друг друга копирайтера и креатора вдохновенно рисовал черновую раскадровку рекламного ролика под девизом «Мне кризис не страшен – я ем овощи!». Секретарша Эмма с улыбкой от уха до уха а-ля Чеширский кот висела на телефоне, обзванивая клиентов и оповещая их, что «сам» наконец-то вернулся к жизни в искусстве.
«Сам» Афанасий Гонсалес Журавлев задумчиво гулял по своему кабинету вдоль протяженного стола для совещаний.
Туда – обратно, туда – обратно…
Челночное движение его успокаивало.
Против обыкновения, возвращение в лоно трудового коллектива не подарило Афанасию полномасштабной радости. Афоня хмурился.
Всей своей битой и штопанной шкурой он чувствовал усиливающийся ветер перемен и еще не понял, чего он хочет в связи с надвигающимся штормом – отважно поднять парус или же вновь укрыться в своей тихой бухте наедине с шумным котом?
Если бы Афанасий выглянул в окно, он увидел бы, как по проспекту буревестником пролетел кортеж автомобилей, для пущего удобства следования которого многочисленные гаишники в парадной форме перекрыли движение на всех перпендикулярных и двух параллельных улицах.
Роковой звонок раздался в берлоге Афанасия Гонсалеса Журавлева поздно вечером.
Хозяин квартиры полулежа раскинулся на диване, с умеренным удовольствием вспоминая свой первый после долгого перерыва рабочий день и рассеянно глядя в телевизор, где показывали главную новость дня.
Главной новостью в родных широтах Афони был визит Очень Важного Лица с непростой биографией и головокружительными перспективами.
Вышло это Лицо из стройных армейских рядов, какое-то время кочевало по разного рода ключевым постам в регионе, а потом вдруг стремительно вознеслось в Москву и теперь буревестником кружило в столичном небе, острым взором хищной птицы присматриваясь к самой что ни на есть ответственной должности в стране. Ходили упорные слухи, что на следующих президентских выборах Лицо предпримет попытку стать не просто Важным, но Первым, и диктор на экране как раз рассказывал, что успех этой акции будет зависеть от телезрителей, которых по такому случаю снова временно повысят в звании до избирателей.
– Ну да, ну да! – дурашливо покивал экрану Афанасий и потянулся к зазвонившему телефону.
– Господин Журавлев, Афанасий Андреевич?
Голос в трубке был теплым и крепким, как бицепс хорошо размявшегося боксера.
– Ну да! – по инерции брякнул Афоня и, почувствовав неладное, выжидательно затих.
– С вами хотят поговорить. Это важно. Вы готовы?
– Всегда готов!
Встревоженный Афанасий приглушил звук телевизора.
– Как, как? Журавлев? – с грозным весельем произнес в трубке голос, знакомый всем-всем в крае и уже очень многим в стране. – Ну, молодец, Журавлев! Умыл международный олимпийский комитет! А они думали, их драконовские порядки по всему свету работать будут? Ан нет, наш русский Левша на выдумку горазд!
В трубке ружейной дробью рассыпался сухой отрывистый смех, после которого одинаково уместны были бы и монаршее одобрение, и суровый приговор.
Афоня похолодел и автоматическим движением потянул на себя плед, который поехал по дивану рывками с подскоками, потому что на нем с большим удобством расположился кот.
– Мя! – недовольно вякнул черный Пиар.
– Цыц! – сусликом свистнул Афанасий и вовсе обмер, испугавшись, что Очень Важное Лицо примет его хамскую реплику на свой счет.
Но голос в трубке вновь стал неузнаваемым и обманчиво мягким, как боксерская перчатка.
– Слышали, Афанасий Андреевич? Нам с вами нужно поговорить. Откройте дверь.
– Какую дверь?
– Ну, какую? Металлическую, с усиленным косяком и стальными упорами, на двух замках, внутренних, обыкновенных, с телескопическим глазком и, я так думаю, с запорными механизмами типа «засов» и «цепочка» с внутренней стороны, – с поразительной добросовестностью ответил на риторический вопрос сногсшибательный голос в трубке.
– Все, Пиар, суши сухари, – пробормотал Афанасий и побрел на выход с вещами: в виде пледа в одной руке и телефонной трубки – в другой.
Обладателем впечатляющего голоса оказался невысокий немолодой мужчина незапоминающейся внешности, представившийся Иваном Ивановичем.
Рослый Афоня поверх его макушки стрельнул взглядом сначала вверх, а потом и вниз по лестнице. Он ожидал, что на перилах гроздьями будут висеть добры молодцы с автоматами, в оконном проеме скукожится пулеметчик, и еще кто-нибудь, столь же хорошо вооруженный, эдакой кукушечкой высунется из люка мусоропровода. Армейское прошлое Важного Лица наложило на стиль его мирной жизни неизгладимый отпечаток танковых траков. Мало у кого из политиков была такая грозная репутация.
Однако невзрачный джентльмен высился на придверном коврике в одиночестве, как цапля посреди болота.
– Вы ко мне? – в тему квакнул Афоня.
– Здравствуйте, Афанасий Андреевич! – приятно улыбнулся Иван Иванович и тоже заквакал: – К вам, к вам, к кому же еще! Позволите?
