— Вот уж не подозревал, что вы защитник добродетели, Рейнло, — язвительно заметил Бентон.

Рейнло презрительно вскинул брови, отчего Бентон тотчас ощетинился.

— Добродетели? Я намерен пристрелить вас за неумение одеваться и дурной вкус, старина.

Плечи Бентона окаменели, руки сжались в кулаки. Похоже, ему хотелось яростным ударом согнать надменное выражение с лица Рейнло.

— Это дело касается только моей дамы и меня.

Рейнло почувствовал, что задыхается — гнев сдавил ему горло. Маркиз с трудом подавил желание свернуть шею мерзавцу Бентону.

— Если в это дело замешана леди, надеюсь, вам хватит порядочности не упоминать ее имени.

Губы Бентона презрительно скривились. Охваченный яростью, Рейнло невольно изумился храбрости своего противника. Он ожидал, что жалкий хлюпик станет молить о пощаде, дрожа от страха.

Бентон казался скорее разгневанным, чем испуганным. Возможно, увлекшись им, Антония поступила не столь уж безрассудно. Была ли тому виной ревность или злость, но на этот раз Бентон держался значительно увереннее и смелее, чем в Гайд-парке. Рейнло довольно усмехнулся. Храбрый противник был ему по душе. Пристрелив хныкающего труса, он едва ли погасил бы пылавший в сердце гнев.

Подошедшие секунданты в последний раз попытались добиться примирения. Рейнло не оставляло странное чувство отрешенности, он словно участвовал в нелепом спектакле и наблюдал за собой со стороны. Автоматически следуя протоколу, он отсчитал положенное число шагов и повернулся. Бентон сверлил его неприязненным взглядом, поднимая пистолет.

Нет, Антония не ошиблась в своем первом возлюбленном.

Рейнло коротко взглянул на небо, сознавая, что, возможно, видит его в последний раз. «Голубое, восхитительно голубое, как глаза Антонии».

Послышался громкий хлопок. Птицы с пронзительными криками вспорхнули с деревьев, и Рейнло ощутил, как бок обожгло болью. Он пошатнулся, пытаясь мысленно связать воедино все происходящее.

И внезапно понял, что Бентон подстрелил его.

Дьявольщина, он и не подозревал, что у мерзавца хватит на это духу.

В глазах у Рейнло потемнело, каждый удар сердца отдавался в теле дрожью, словно совсем рядом кто-то бил в огромный барабан. Николас покачнулся, понимая, что упадет, если не преодолеет тошнотворную слабость.

А если он упадет, то не сможет выстрелить.

Еще одно поражение в его неудавшейся жизни.

Нет, этого он не допустит. Он умрет, но выполнит задуманное. А после покорно примет свою участь и не исторгнет ни звука, когда сатана запустит в него когти.

Ему показалось, что перед ним протянулся длинный туннель и в самом конце маячит фигура Торпа. Друг что-то настойчиво говорил, спеша ему навстречу. Рев крови в ушах мешал Рейнло разобрать слова. Превозмогая слабость, Николас досадливо махнул рукой:

— Нет.

На остальное у него не было сил.

Он должен был спустить курок. Он знал, что сможет.

Бентон стоял не двигаясь, неотрывно глядя на Рейнло. Медленно, очень медленно Николас поднял руку. Пистолет вдруг стал неимоверно тяжелым. Рейнло сотрясала дрожь, стены туннеля надвигались и отступали. Если бы не слепящая боль, он решил бы, что мертвецки пьян.

Он люто возненавидел Бентона, как только узнал, что этот подонок обесчестил Антонию. Ненависть должна была бы подсказать ему, что эта женщина значит для него больше, чем он готов признать. Но маркиз Рейнло привык предаваться самообману.

Однако теперь с этим покончено.

Бентон мужественно ожидал выстрела. Ждал смерти. Скрипнув зубами, Рейнло заставил себя прицелиться.

Однако глядя на мужчину, которого поклялся убить, он не мог не признать горькую, обидную правду: сам он был ничем не лучше Бентона. На самом деле они с Джонни мало чем отличались друг от друга: оба законченные негодяи.

Он мог застрелить Бентона: сделать это прямо сейчас, но вдруг почувствовал, что не вправе отнять жизнь у этого фанфарона.

— Ради Бога, Рейнло, позвольте доктору осмотреть вас, — взмолился Торп откуда-то сзади.

Его голос разносился по туннелю, ставшему заметно длиннее. Казалось, мир постепенно отступает, удаляется.

Наверное, ему следовало сожалеть об уходе из жизни, подумал Николас. Но единственное, о чем он действительно сожалел, — что так и не сказал Антонии о своей любви. Теперь она с презрением отвернулась бы от него, но в прошлом, возможно, желала услышать, что их связь не дешевая интрижка, затеянная ради минутного удовольствия.

В том, что связывало его с Антонией, никогда не было фальши. Вот только он предал свою любовь, пытаясь сохранить верность сестре.

Жизнь — дьявольски сложная штука. Сказать по правде, Рейнло впору было вздохнуть с облегчением, расставаясь с ней.

Он покачнулся и скорее почувствовал, чем увидел, как Торп бросился к нему.

— Нет, — повторил он.

Его вновь пронзило болью, держаться прямо становилось все труднее. Он силился стряхнуть багровую пелену, застилавшую глаза.

Он должен был что-то совершить, прежде чем расстаться с жизнью. Рейнло устремил взгляд на Бентона. На лице Джона застыло выражение обреченности.

Рейнло вскинул пистолет, замер, преодолевая головокружение.

И выстрелил в воздух.

Выстрел отозвался зловещим эхом, а в следующий миг Николаса поглотила вязкая чернота.