Она будет принадлежать ему. Всецело.
Откуда этот всепоглощающий голод, откуда эта нестерпимая жажда обладания? Захваченного страстью Рейнло это уже заботило.
Тело Антонии еще трепетало от пережитого блаженства, Николас уже спешил вновь вознести ее на вершину. Ее пальцы погрузились в его волосы и с силой потянули золотистые пряди. Рейнло впитывал ее нектар, его зубы, язык и губы изжигали страсть Антонии, доводя наслаждение до безумно- крещендо.
Антония достигла пика поразительно быстро, ошеломив Николаса. Он так долго жил в плену мучительных фантазий, что реальность, яркая, головокружительная, незабываемая, превзошла его мечты.
Он жаждал вновь доставить Антонии наслаждение, застать ее исступленно шептать его имя. Ему хотелось увидеть ее опьяненной, околдованной страстью, которую мог утолить лишь он один. Его обуревало желание овладеть ею, но, глядя на нее, трепещущую, молящую, беспомощно распростертую перед ним, он испытывал острый хмельной восторг.
— Николас… — надломленным голосом взмолилась Антония.
Ее пальцы, еще недавно яростно терзавшие волосы Рейнло, ослабев, нежно перебирали золотистые пряди.
— Николас, подожди.
Рейнло неохотно поднял голову. В глазах Антонии читалось смятение.
— Я хочу ощутить тебя внутри себя. Почувствовать, как наши тела сливаются воедино. Хочу чувствовать тебя, знать тебя одного, думать только о тебе.
Голос ее прервался, наступила тишина. Тяжело дыша, Антония устремила на Николаса обжигающий взгляд. Лицо ее исказилось. Казалось, ее терзает буря противоречивых чувств.
Рейнло медленно сел на постели, неотрывно глядя на Антонию.
Густые ресницы Антонии затрепетали, на губах показалась неуверенная улыбка.
— Я смутила тебя?
— Нет… — начал было Рейнло, но осекся. Искренность Антонии заслуживала честного ответа. — Да.
Запрокинув голову, Антония посмотрела ему в лицо. Николасу почудилось, что он заглянул в душу, сияющую в ясной синеве ее глаз.
— Поцелуй меня.
Николас подчинился, ошеломленный ее страстью, ее желанием. Антония…
Подняв голову, он увидел ее глаза, затуманенные восторгом.
— Скорее, Николас, — чуть слышно проговорила она, теснее прижимаясь к нему.
Наконец-то…
Рейнло качнул бедрами и медленно пронзил ее плоть. Казалось, время застыло, мгновение превратилось в вечность. Блаженство затопило Николаса. Это было похоже на… возвращение из изгнания. Будто в беспокойном, бушующем мире он обрел, наконец, долгожданное пристанище.
Антония затрепетала, раскрываясь навстречу ему. Лицо ее застыло, словно она, подобно Николасу, сознавала необычайную важность происходящего. Желание ревело в голове Рейнло тысячью труб: «Возьми ее, возьми ее, возьми ее». И все же поборол в себе искушение сделать еще один яростный выпад.
Антония вздохнула и повела бедрами, стремясь сделать их слияние еще полнее. Ее ладони сомкнулись у Рейнло на затылке.
— Николас, не играй со мной.
И вновь звук собственного имени заставил Рейнло вздрогнуть, словно в грудь ему вонзили кинжал. Какой могучей властью над ним обладала эта удивительная женщина.
— Я пытаюсь… сдержать себя, — пробормотал он.
— Но мне все равно, — резко возразила Антония, страстно выгибая спину.
Николаса обдало волной жара, он едва владел собой.
— Мне не все равно.
«Мне не все равно…»
Понимание сверкнуло яркой вспышкой света в багровом тумане страсти. Ему действительно небезразлична эта женщина. Господь всемогущий, Антония была для него не просто великолепной пылкой любовницей.
Рейнло тотчас замкнулся, потрясенный своей опрометчивой откровенностью. Отгородиться было легче всего, ведь и сама Антония не верила в его благие намерения.
Да и слышала ли она его невероятное признание, произнесенное хриплым срывающимся голосом? Рейнло хотел бы заставить ее забыть эти глупые слова, утопить их отзвуки в стремнине страсти. Но, несмотря на все его старания, благоговение, сквозившее в каждом его прикосновении, выдавало непрошеную правду.
Он неравнодушен к Антонии.
Пытаясь подавить бушевавшее в душе смятение, Рейнло незаметно качнул бедрами. Тело Антонии пламенело желанием. Дыхание с шумом вырывалось из груди, ногти больно впились в плечи Рейнло, раздирая кожу. Но куда больнее терзала Николаса сдерживаемая страсть. Из последних сил он боролся с собой, чтобы доставить наслаждение той, которая владела его душой.
Затеянная им игра вовсе не походила на игру. Яростное сплетение их тел грозило покачнуть ось Вселенной, сбросив планеты с их орбит.
Антония тихо вскрикнула, глубже вонзив ногти в плечи Николаса. Должно быть, наутро на его теле останутся кровавые борозды, как после схватки с разъяренной тигрицей.
Дрожа от нетерпения, Антония неловко согнула колени. Ее спина снова выгнулась. Неимоверным усилием воли Николасу удалось устоять.
— Пожалуйста… — надломленным голосом взмолилась Антония. — О, пожалуйста…
В ее стоне было столько откровенной страсти, что по спине Рейнло прокатилась обжигающая волна. Он больше не мог сдерживать себя. Багровые вспышки полыхали у него перед глазами, тело мучительно напряглось в последнем усилии. Еще мгновение, и его подхватит безжалостный сокрушительный водоворот.
И вдруг из самых глубин его существа вырвались слова, с которыми беспутный маркиз никогда прежде не обращался к женщине. В последний миг перед тем, как ринуться в бездну безумия, Рейнло понял, зачем терзал Антонию, удерживая на краю пропасти.
— Скажи, что ты моя, — прохрипел он чужим, незнакомым голосом. — Черт возьми, Антония, скажи, что ты моя.
Из ее горла вырывались глухие стоны, голова металась по подушке, густые ресницы трепетали. Антония извивалась в его руках, пытаясь прижаться к нему еще теснее, но он сопротивлялся из последних сил.
— Скажи, — повторил Николас.
— Николас… — беспомощно прошептала Антония.
Она открыла глаза, устремив в потолок затуманенный взгляд.
— Я…
— Скажи, Антония.
Бедра Антонии дрогнули в тщетной попытке приблизиться, и Николаса словно обожгло пламенем. Казалось, мозг его пронзила раскаленная игла.
— Я…
Лицо Антонии исказилось от страсти и муки. Рейнло знал: силы ее на исходе. Ногти ее, словно ножи, терзали его плоть.
— Скажи.
Он призвал на помощь всю свою твердость и решимость, но страсть брала над ним верх.
— Я…
Бедра Антонии выгнулись, перед глазами Рейнло промелькнула огненная вспышка. Он понял, что проиграл битву. С чаянным стоном он погрузился в ее жаркую плоть. Два тела слились, словно никакая,