— А ты хорошенькая, — вдруг сказал он. — Садись.
Я приподняла подол кружевного серебристого платья и присела на кушетку. Он закинул ногу на ногу и отбросил с лица прядь седых волос. Его желтоватые кошачьи глаза хитро щурились.
— Ганиэль меня не любит, — пожаловался он. — И уважать совсем перестал.
— Мне его убить?
— Сам справлюсь. Ты не знаешь, зачем он тебя сюда притащил?
— Нет. А ты?
Он не ответил.
— Хочешь дар?
— Спасибо, у меня есть, — вежливо отказалась я.
— Ветер? — Его смех звенел стеклянными колокольчиками. — Это же почти ничего! Хочешь все четыре — огонь, воду, землю? Будешь единственной и неповторимой.
— Я и так… хм… неповторима…
В груди горело, мне не хватало воздуха.
— Жаль, — сказал он грустно. — Жаль, что ты не успеешь познакомиться со всеми.
— Почему? Третьего нет поблизости?
— Ты умираешь.
Ах-хах! Я извергала воду на мраморный пол купальни, стоя на четвереньках. Прислужницы хлопотали рядом, придерживая мою голову:
— Вы уснули и ушли под воду, госпожа.
— Хорошо, что мы в щелочку подглядывали и вас вытащить успели.
— Госпожа, вы слышите нас, госпожа?
Я кивнула, меня опять вывернуло.
— Трисветлый Ив просит вас к себе. Нужно поторопиться, госпожа.
Я, покачиваясь, поднялась. Руки висели плетьми, колени дрожали.
— У меня было видение, — равнодушно сообщила я девушкам. — Ваш бог говорил со мной.
— Какая же вы счастливица!
С этим утверждением я могла бы поспорить, но мне было лень.
Меня наскоро вытерли мягкой тканью. Одна из прислужниц быстро заплетала мои волосы, пока вторая помогала одеться.
— Спину надо прикрыть. Давно это у вас, госпожа?
Сил не было даже на пожимания плеч, я мотнула головой.
Широкие белые штаны были из шелка — полупрозрачного, почти невесомого. Рубаха доходила до бедер. Сверху к ней полагалась еще расшитая жемчугом безрукавка. Носки кожаных туфелек задорно загибались вверх. Меня подвели к зеркалу.
— Вам нравится, госпожа?
— Да, спасибо. — Десятки тонких косичек, которые успели соорудить на моей голове, колыхнулись в такт словам. Я покачнулась, будто под их тяжестью.
— Она свалится по дороге. Нас накажут.
— Надо признаться, что она чуть не утонула.
— Я не хочу. Скажут, что мы должны были находиться с ней неотлучно. Скажут, что мы виноваты. Помнишь, что с нами сделали, когда ты разбила любимую чашку брата Эскудара?
— Ой!
Девчонки шептались на франкском, так что я понимала каждое слово.
Я осторожно сделала несколько шагов и присела на ближайшую скамью. Отдохну пару минут, а там видно будет.
—
Это были уже не служанки. Их шушуканье все еще доносилось до меня, но было только фоном для нового диалога. Знакомые мужские голоса звучали прямо у меня в голове, и мне это совсем не нравилось.
—
— Выпейте, госпожа.
Ноздрей коснулся насыщенный, незнакомый запах. Я открыла глаза. Служанка держала передо мной поднос, на котором стояла крошечная чашечка с дымящейся коричневой жидкостью.
— Это кафа — бодрящий напиток. Вам станет легче.
Я осторожно отхлебнула. Огненный шарик скользнул по горлу, оставив во рту приятный вязкий вкус. В два глотка сосуд опустел.
— Еще!
— Подождите немного, госпожа. Сейчас напиток начнет действовать.
Я решила прислушаться к совету и расслабилась. Сначала ничего не происходило, а потом по жилам будто побежали воздушные пузырьки, забрав головную боль и вялость. Совсем хорошо мне не стало, но полегчало изрядно.
— Это колдовство?
— Нет, — улыбнулась рыженькая. — Просто свойство плодов, растущих на другом континенте.
Я повела головой, прислушиваясь к перезвону крошечных колокольчиков, которыми умелицы успели украсить мои косицы, и поднялась с лавки:
— Мы можем идти.
Комната, куда меня привели, была выдержана в золотисто-коричневых, приятных глазу тонах. Ганиэль ждал меня, восседая на подушке у круглого столика. Его светлого шелка одежды были похожи на те, в которые вырядили меня служанки. Только рубаха, с длинными разрезами на бедрах, была длиннее и доходила почти до колен. Девушки после поклонов удалились. Мы остались вдвоем. От курильницы, стоящей у окна, вился ароматный дымок.
— Присаживайся, — кивнул мне Трисветлый.
Я приблизилась и уселась к столу.
— Вы хотели видеть меня?
— К чему эти церемонии? Я же разрешил тебе называть меня на «ты». Мы скрепили нашу дружбу поцелуем. Ты помнишь?
— Во сне не считается, — покраснела я.
Его фиалковые глаза ничего не выражали.
— Ты голодна? Угощайся.
Я обвела взглядом стол. Сыр, фрукты, тоненькие кусочки вяленого мяса, прозрачный напиток в фарфоровых сосудах, на поверхности которого плавали розовые лепестки, пресные хлебцы, ракушки с комочками чего-то малоаппетитного. Я схватила лепешку.
— Благодарствую.
Жевалось с трудом, кажется, в купальне я приложилась скулой о мрамор.
— Вина? — Хозяин протянул мне бокал с рубиновой жидкостью. Я покачала головой:
