По темному небу скользнуло белое жало прожектора, и сразу за ним грохнул пушечный выстрел. С жалобным звоном задрожали оконные стекла, и погасла стоящая на столе электрическая лампа.

— Это — «Аврора»! — воскликнул Зиновьев. — Бомбардирует крепость!

— Наконец-то началось! — вздохнул Ленин и, развернув плечи, потянулся.

С сощуренными веками и открытыми толстыми губами он был похож на большого хищного зверя.

— Началось… — ответили ему шепотом сидевшие за столом люди.

— В добрый час! — отозвался торжественным, восхищенным голосом кузнец и набожно перекрестился.

Ленин топнул ногой и обратил на него злобное, полное пренебрежения лицо.

— Не приходите ко мне, товарищ, потому что ничего я для вас не сделаю! — прошипел он. — Вы раб старых, парализующих, глупых, ядовитых предрассудков о Боге. Из вас такой же революционер, как из меня митрополит!

Он плюнул и пошел к выходу из зала, выкрикивая:

— Суханов, я иду к вам вздремнуть…

Однако кузнец встал у него на пути и пробурчал:

— Я вам попов резать и душить вот этими руками помогу, потому что они помогали царям угнетать нас… Но Бог — это другое. Он обращается к человеку…

— Если Он говорит вам, то Его и слушайте, а от меня отстаньте! — перебил его Ленин.

— Да! Он говорит со мной голосом души… где-то там, глубоко… Ой, не говорите так, товарищ Ленин, не говорите так гордо, потому что не раз еще услышите Его, когда тяжело вам будет, а мысль, как заблудившийся, изголодавшийся нищий, будет стоять на перекрестке дорог, не зная, куда идти — направо или налево. Ой, не говорите! Бог — это большое дело!

Ленин ничего не ответил. Даже не посмотрел на говорившего.

Рабочий стоял еще минуту и смотрел на него и, ворча, быстро вышел из зала.

— Темный, глупый, обманутый церковью скот! — сказал Ленин и, обращаясь к Троцкому, добавил: — Вы слышали, с какой ненавистью звучал голос этого старца, когда он говорил о мести? Это был зов инстинкта! Его использование приведет нас к победе!

— А если все инстинкты темного, еще дикого народа вырвутся наружу? — спросил стоявший рядом Зиновьев.

К этому разговору прислушивался высокий, худой человек с впавшей грудью. Его лицо постоянно сжималось и вздрагивало. Холодные, отсутствующие глаза его оставались открытыми, неподвижными. Он подошел и с бледной улыбкой на лице обронил сквозь стиснутые зубы:

— С этим можно справиться! Задушить, запугать террором, какого мир еще не видел, террором, применяемым во имя идей, стоящих выше, чем влечение инстинкта… Только надо придумать такие идеи, вбросить их, чтобы они лопнули в толпе, как адская машина, с грохотом, огнем, кровью.

Ленин поднял на него изучающий, пронзительный, подозрительный взгляд. Он никогда не встречал этого человека.

Он вопросительно взглянул на Троцкого.

Тот наклонился и сказал:

— Товарищ Дзержинский… Вы его не знаете, Владимир Ильич, хотя это наш старый боевой друг. Он оказал нам большие услуги на фронте во время пропаганды в армии. Я считаю товарища Дзержинского, наряду с товарищами Девалтовским и Крыленко, самым способным и энергичным деятелем нашей партии.

Ленин протянул Дзержинскому руку.

— Приветствую вас, товарищ! Рад слышать, что… Вы поляк? Я ценю поляков, потому что это естественный исторический, революционный элемент…

— Да, я — поляк, — прошипел Дзержинский, — поляк с душой, полной ненависти и жажды мести.

— Кому? — спросили, внезапно обеспокоившись, Ленин и Троцкий.

— России… — ответил Дзержинский, не задумываясь.

— России?

— Да! Царской России, которая бросила семена унижения среди польского народа. Магнатов сумела привязать к трону, а простой люд принудила к самостоятельному, в целях самозащиты, наложению кандалов, рабскому, слепому обожанию своей земли и традиций.

— Товарищ Дзержинский исповедует национализм и патриотизм?! — искривив презрительно губы, спросил Ленин.

— Нет! — покачал головой Дзержинский. — Просто я хочу видеть поляков в первых рядах пролетарской армии; но, товарищ, пока это невозможно, так как они до фанатизма любят свою родину!

— Мы найдем на них управу! — успокоил его Троцкий.

Лицо Дзержинского ужасно задергалось. Он даже должен был прикрыть его обеими руками. Его глаза раскрылись еще шире, судорога искривила бледные, тонкие губы.

— Товарищ, планируете ли вы в сфере вашей деятельности учитывать Польшу? — спросил поляк.

— Теперь нас интересует Россия, — уклончиво ответил Ленин.

— Теперь… а потом? — прозвучал новый вопрос, и еще более сильная судорога пробежала по лицу Дзержинского.

Он смотрел на стоявших перед ним товарищей застывшим, неподвижным, почти одержимым, но опасным взглядом.

— Польша войдет в план мировой пролетарской революции, — ответил Троцкий, потому что Ленин, сохраняя молчание, внимательно присматривался к поляку.

— Мне кажется, что я понимаю вас, — буркнул вскоре Ленин и сделал шаг в сторону Дзержинского. — Я рад был с вами познакомиться… Мы отдадим в ваши руки поиск врагов пролетариата и революции.

Внезапно Дзержинский выпрямился и поднял высоко голову. Казалось, что он хотел призвать небо в свидетели своих слов.

Тщательно разделяя слова и слоги, он произнес короткое предложение:

— Я утоплю их в крови…

— Этого потребует от вас классовая революция… — прошептал Ленин.

— Я исполню!.. — прозвучал ответ.

В зал вбежал студент без шапки, но с винтовкой в руках:

— Железнодорожные вокзалы захвачены почти без выстрела… Сейчас идет бой за почту, Государственный банк, телефонную станцию…

Студент, переворачивая стулья и расталкивая выходивших людей, выбежал из зала.

Где-то далеко раскатывались звуки пушечных залпов. Они тяжело проносились над городом и ударяли в огромные окна, сотрясая их.

В стеклах уже замаячили первые, мутные предрассветные лучи.

Со стороны Английской набережной двигался большой автомобиль. Шофер озирался по сторонам. Его удивляло, что в 9 часов на улицах не было никакого движения — ни транспорта, ни пешеходов.

Где-то лаяли пулеметы и разрывали воздух залпы винтовок. Над домами взлетали, падали на крыши и тут же взмывали высоко в небо, описывая широкие круги над городом, стаи испуганных голубей.

Из ближайшего переулка выбежали несколько солдат и перегородили автомобилю дорогу.

— Кто едет? — спросили они угрожающе и выставили вперед штыки.

Перепуганный шофер дрожащим голосом ответил:

— Инженер Болдырев, директор табачной фабрики…