В комнате гостиницы, где расположились делегаты-специалисты, они обнаружили доставленные им материалы заседаний. Просматривать их они начали после ужина, но вдруг кто-то постучал в дверь.
Вошел сотрудник милиции.
Как правило такой визит не был чем-то приятным, поэтому Болдыревы смотрели на него холодным, пронзительным взглядом.
Милиционер внезапно громко рассмеялся.
— Вы не узнали меня? — воскликнул он. — Это я, инженер Буров.
— Буров! Степан Буров! — воскликнули Болдыревы, приветствуя бывшего коллегу. — Откуда ты здесь взялся и к тому же в таком замечательном качестве,
— А что мне оставалось делать, дорогие мои? — рассмеялся милиционер. — Фабрики сдохли, а я не собирался брать с них пример, поэтому нырнул в милицию как инспектор по зданиям и городским коммуникациям. У меня, правда, не так много работы! Я каждый день пишу два или три протокола о том, что тот или иной дом готов рухнуть, что не работает канализация, потому что ее засорили покойники… Зимой людишки прятались в этих каналах и умирали себе в одиночестве.
Коллеги болтали долго. Буров, наконец, встал и сказал:
— Я должен идти. Сегодня мне предписано навестить разные подозрительные места. Власти опасаются, не упадут ли крыши на голову гостей столь полезных заведений. Может, хотите пойти со мной? На это стоит посмотреть!..
Георгий отказался, а Петр сразу же согласился.
Они вышли в город и заглянули в милицейское отделение.
Буров кивнул на троих верзил, игравших на скамье в карты.
— Мои подчиненные! — прошептал он, подмигнув одним глазом. — Мужики что надо, скажу я тебе! Жизнь их побила и помяла, как повар тесто. Кажется, до войны они прозябали на каторге. Преступники, ну а теперь — агенты общественной безопасности!
Верзилы тем временем одевались, затягивая ремни с висящими на них револьверами и пристегивали сабли.
Рядом с Кузнецким мостом Буров остановился перед темным трехэтажным домом и постучал в дверь.
Долго никто не отвечал. После третьего звонка раздался топот босых ног по лестнице. Двери, застегнутые на цепочку, приоткрылись, и через щель выглянуло испуганное лицо.
— Открывай, а не то — выстрелю! — буркнул один из милиционеров, придержав дверь ногой.
Они вошли по лестнице на третий этаж и позвонили снова.
Кто-то повернул в дверях латунный глазок, и раздался голос:
— Ах, товарищ Буров!
Они вошли в сени, а оттуда в большой зал, ярко освещенный ацетиленовыми лампами.
Окна были плотно задрапированы толстыми шторами, на полу лежал прекрасный пушистый ковер, который заглушал звук шагов.
В зале было около ста гостей.
Они играли в карты, рулетку, домино. Кучи золотых монет, целые горсти бриллиантов и драгоценных камней, колец, брошей, браслетов, пачки долларов и английских фунтов переходили из рук в руки.
Нарядные, обвешанные драгоценностями, полунагие женщины сидели и лежали на диванах и в креслах в соблазнительных, вызывающих позах. Голые девочки разносили шампанское, ликеры, кофе…
Время от времени тот или иной гость подавал знак взглядом и исчезал с одной из женщин в глубине коридора; другие что-то шептали на ухо прислуживавшим девочкам и проходили с ними в боковые комнаты.
В маленьком зале играла пианола и танцевали какие-то пары, развратно, похотливо трясясь и подпрыгивая под взрывы смеха и окрики хмельных зрителей.
— Что это такое? — прошептал Петр, коснувшись плеча Бурова.
— Для тебя — что угодно, для меня — «золотая корова»! — ответил он со смехом. — Но как друга предупреждаю тебя: не играй, потому что здесь шулер сидит на шулере и шулером погоняет; с любовью тоже следует быть осторожным… Вот, например, видишь эту прекрасную, строгую брюнетку? Это княжна, настоящая княжна из очень старого рода… Она пользовалась необычайным успехом при царском дворе. Но не успела сбежать за границу, прошла через «чека» и все, что из этого следует… Она попробовала улицу… а потом нашла это пристанище, которое содержит иностранец, очень нужный правительству… Княжна больна… ну, знаешь чем она может болеть в таком заведении… Не лечится и, если придет сюда какой- нибудь комиссар, соблазнит беднягу и… заразит. Она со мной когда-то откровенничала по пьяни, что только таким образом может теперь мстить за Россию… Патриотка! Ха! Ха!
— Эти женщины тут живут? — спросил Петр.
— Нет! — возразил милиционер, — ты находишься на банкете или рауте у армянского богача из Турции Аванеса Кустанджи, среди его друзей и гостей. Видишь тот столик у окна? Там шулеры проигрывают в настоящий момент тысячи долларов этому красному вепрю… Это немецкий фабрикант… Он много выиграл, но еще не знает, бедняга, что проиграет все, что заработал в России, потому что продал большую партию аспирина, сальварсана, опиума и кокаина… В этом заключается политическая идея, дорогой мой! У нас теперь НЭП, то есть новая экономическая политика. Мы впускаем иностранный капитал, но его доходы, не имея возможности конфисковать, «частным» образом реквизируют шулеры или эти прекрасные, но опасные создания, пока, наконец, уважаемый Кустанджи не соберет свою дань.
Петр Болдырев осмотрел зал.
Возле входа милиционеры Бурова пили коньяк и закусывали хлебом с колбасой.
За столиками шла игра, кружили деньги, бриллианты и бокалы с вином; маленькие голые девочки сидели на коленях гостей и бесстыже прижимались к ним, напевая детскими голосами неприличные песенки и рассказывая омерзительные анекдоты.
По залу прохаживался улыбающийся, огромный, похожий на слона армянин Кустанджи.
На его лоснящемся лице, покрытом красными пятнами и угрями, свисал толстый, фиолетовый нос, заслонявший верхнюю губу. Маленькие черные глаза хищно поблескивали, видя и контролируя все.
Он подошел к Бурову и пропищал:
— Сегодня плохой день… Никакого заработка!
— Вижу! — весело ответил милиционер. — Сегодня, товарищ, не буду вас тревожить! Только заплатите триста долларов. Это ерунда по сравнению с теми двадцатью пятью тысячами, которые оставит у вас немец Брандт, а этот прекрасно танцующий и насвистывающий молодой американец Савей — как минимум пятьдесят тысяч. А остальные? А то, что пройдет через кабинки и черный будуар прекрасной госпожи Кустанджи?.. Нет! Триста долларов — это мелочь…
— Ай-ай-ай! — пропищал армянин. — Товарищ скоро станет миллионером, как Ротшильд!
— Тогда я не приду к вам на банкет или раут! — ответил Буров, хлопая хозяина по плечу.
Кустанджи засунул в карман милицейской куртки пачку банкнот.
— Я напишу протокол, что в результате проверки не обнаружено ничего предосудительного, — сказал Буров. — Мне хочется показать моему приятелю ваш небольшой дворец, товарищ Кустанджи!
— Пожалуйста! Может, винца, коньячка? — предложил армянин.
— Нет, спасибо… мы — строгие абстиненты! — рассмеялся Буров.
— Ай-ай-ай! Напрасно! — громко чмокая, промурлыкал Кустанджи. — Быть может, завтра жизнь закончится, зачем стесняться… Ай-ай-ай!
