Первый вдох чужого, вкусного и легкого воздуха. Босоножки цокают по тротуару в направлении стоянки такси (наконец они уместны), чемоданные колесики прыгают по брусчатке – им тоже весело. Как хорошо, что внутри, под слоем московской шерсти, есть короткая легкая маечка и ты можешь завязать свитер вокруг бедер и почувствовать прикосновение ветра на съежившейся от кондиционера коже. Теплый и жаркий мир, где ожидания, пальмы, где латинские слова и обещания, что все будет и будет хорошо…

От аэропорта до центра Ниццы – 5 минут и 35 евро. За чемоданы, за каблуки, за русский рейс. Такси едет вдоль моря, а опять я ищу глазами свой «Негреско». Вот он, вот пальмы, вот море, вот я – в белых босоножках и темных очках. Как же я люблю этот город. С тех пор, как я успела влюбиться в Ниццу, здесь ничего не изменилось. Стабильность – залог счастливой любви. Город остался мне верен – те же цвета, краски, лавочки вдоль променада, лихо загнутая подкова пляжа, лазурная ширь, ласкающая глаз, уютная, милая, домашняя роскошь. Место силы. Когда все снова сошлось в одной точке, я поняла, что мы приехали. Аv. Victor Hugo, 22, отель Splendid. Я дома.

Отель был не удушающе-роскошным, а как раз таким, как я люблю – для up middle класса. Ничего, что мешает в него возвращаться, и ничего, что держит тебя в номере. Разве что бассейн на крыше. Небольшой, но с джакузи и мягкими полосатыми шезлонгами по кромке воды. И завтракать мы будем здесь же, на открытой террасе с видом на любимый город.

– Давай поплаваем? – предложила я, когда увидела это чудо.

– Я купальник не взяла. Лучше через полчасика пойдем грабить город. Ты мне все покажешь, – и она рухнула в кровать. – Как хорошо, Аленыч, что мы вместе поехали!

Она тут же заснула. Завидую людям с такой нервной системой.

А я буду разбирать чемодан. На новом месте мне нужно немедленно обжиться. Максимально распространить влияние своих вещей на все эти полки, ящички, стаканы для щеток, пометить гелями, шампунями, скрабами широкие берега ванной. И упрятать чемодан с глаз долой, чтобы не напоминал о том, что ничто не вечно под луной, в том числе и я в этом отеле.

Я отправила Волковой письмо. Поднялась на крышу – возле бассейна ни одного человека – и залезла в джакузи. Дотянулась до пачки сигарет, закурила, дым завис в раскаленном дрожащем мареве. Выгнула спину, потянулась, мурлыкнула. Кошка на раскаленной крыше.

Как же жарко сегодня! Какое счастье лежать вот так, глядя на горы, на крыши, спускающиеся лесенкой к морю, на балкон соседнего дома, где рабочие красят перила и загорают в горшках яркие лиловые цветы. Это мой город.

Через полчаса мы выползли на раскаленные тротуары Ниццы и, не дойдя до набережной, оказались в переплетении торговых улиц. Я неплохо ориентировалась:

– Море прямо, магазины налево, если дойти до конца, будет «Лафайетт», а рестораны здесь. Или можем на берегу поесть. Там дороже, но зато сразу и море и креветки, – я хотела все и сразу. Я стала теперь жадная.

– Или лучше найдем рыбный ресторанчик. Хочу, чтобы был дворик, увитый зеленью, и вид на старинную улочку, – Островская тоже жадная.

Через три минуты мы оказались на главной линии шопинга и, мучимые приступами голода, обходили тем не менее уже третий магазин.

Наконец мы плюхнулись за первый попавшийся столик посреди раскаленной площади. Я заказала луковый суп, Островская – салат с морепродуктами. И по бокалу вина.

– За нас, – сказала Лия.

– Как было написано в аэропорту – Welcome to Cote d’Azur, – я подняла бокал.

За соседним столиком сидели две девушки, обложившись пакетами из бутиков.

– Слышишь, как говорят? Наши лохушки, – скривилась Островская. Девушки были не московские. Я тоже уловила акцент.

– Да здесь давно все наши. Чем они тебе мешают?

– Мешают. Портят ощущение избранничества. Этих здесь не должно быть. Когда все наши там, а мы здесь – это эксклюзив. А если эти здесь – это уже масс-маркет, народные гуляния.

– Тонко.

– Да, и это нормально, что статусные русские не любят за границей русское быдло, потому что оно, выехав, тут же претендует на статус.

– Тогда тебе надо ехать на Южный полюс. Там русских мало.

– При чем здесь это? – она насупилась. – Салат невкусный. А твой суп как?

– Мне нравится. – Мне все здесь нравилось.

Я сняла очки, подставила лицо солнцу. На площади музыкант рвал душу туристам своей гармоникой. Чистое кино. Лирическая короткометражка про французскую жизнь. Абсолютное буржуазное счастье.

Кстати, не было ощущения, что где-то рядом идет кинофестиваль. Ницца двигалась в санаторно- курортном ритме, дышала морским воздухом, загорала.

– Ты Ведерниковой звонила? – спросила я и даже удивилась, как спокойно теперь произношу это имя.

– Не отвечает она. Буду еще пытаться.

– В любом случае к вечеру поедем в Канны. Кого-нибудь из наших заловим.

– Будем, как дуры, по улицам ходить?

– Почему – как дуры? На звезд посмотрим. Там же фестиваль, это чудо, что мы приехали именно в это время.