– В гостиницу.

– Вы находились с ним в интимных отношениях?

Что за наглость?!

– Нет, нет, нет! – тут я не соврала. Интимных отношений нет!

– Вы находились во Франции по приглашению мсье Канторович?

– Нет!

– Ваше приглашение оформлено компанией, принадлежащей французским бизнес-партнерам мсье Канторович.

Бац! Надо было сообразить, что это всплывет. Мне и ему сообразить!

– Возможно, я об этом не знала.

– Вы были знакомы с мсье Канторович до аварии? В Москве вы были знакомы?

– Лично – нет!

Первый раз лжесвидетельствую. Честно говоря, это отвратительно. И, главное, непонятно зачем. Зачем он просил сказать, что мы незнакомы? Какой смысл?

Я держалась стойко. Но это было уже совсем не смешно. Меня несколько раз поймали на вранье.

Они мучили меня еще полчаса. Вопросы повторялись по кругу, дополнялись, перемешивались в свободной последовательности. Мне было уже сложно контролировать ответы.

– Почему вы не улетели сегодня? – наконец спросили они меня.

– Я собиралась, я бы улетела, если бы не оказалась здесь.

– Вы были задержаны за два часа до вылета вашего самолета. Вы не ехали в аэропорт.

– Тут все близко. Могла бы и успеть.

Они поняли, что я вру. Приговор – встать, суд идет! Интересно, какие здесь тюрьмы?

Переводчик и Хрупкий ушли.

Потом я опять шла по коридору. Лавки вдоль стены были заполнены арестантами. Меня разглядывали – двое арабов, один пожилой дядька неопрятного вида, подростки лет пятнадцати в одинаковых желтых куртках – такие же зэки, как я. Кроме меня, женщина была только одна – пожилая тетка, по виду не француженка. Меня ввели в большую комнату. Там было несколько человек – двое в форме, Власовец и мой Хрупкий. И Саша. Слава богу, он здесь!

Он ринулся ко мне.

– Алена!

Но далеко уйти не смог – дернулся на стуле. Он был пристегнут наручниками к железяке, вмонтированной в пол кабинета.

– Стоп! – Полицейский встал между нами. И усадил меня за соседний стол – в нескольких метрах от Саши. Никогда его таким не видела – растерянный, взъерошенный. Я вдруг поняла, что ему тоже страшно, как и мне. Ботинок на нем не было. И пояса от брюк.

– Все в порядке? Ты как? Сейчас адвокат приедет, – сказал он, выгибая шею, чтобы увидеть меня за тушей полицейского, который разделял нас.

– Все хорошо. Я нормально.

Власовец замахал на нас рукой.

– Нельзя разговаривать! – сказал он, – Только отвечать на вопросы.

Главный обозначился тут же: офицер Лаваль задаст вам несколько вопросов об аварии. Лаваль, обладатель невыразительной, но при этом типично галльской внешности (вьющиеся волосы, аккуратный абрис лица, длинные пальцы), даже, кажется, приосанился.

– Вы знаете этого человека? – вопрос был адресован мне. Власовец тоже вошел в роль, лицо его сделалось жестким. Правильно, чтобы не заподозрили в пособничестве бывшим соотечественникам.

– Да.

– Кто он?

Сказать вам, что ли, всю правду?

– Александр Канторович.

– Когда и где вы познакомились?

– Сегодня утром на месте аварии, – влез Саша, не дожидаясь моего ответа.

– Tais-toi! – Власовец перешел на французский, очевидно, чтобы окончательно дистанцироваться от русского беспредела в сторону французской демократии. – Вопрос для мадемуазель Борисофф!

– Сегодня на дороге познакомились. – Дальше я завела старую шарманку – про то, как ехала, про аварию. Что они оказались русскими. Случайно.

Все правда. Практически. Кроме того, что они случайно оказались русскими. Кого же еще я могла встретить по дороге из Монте-Карло, на свою жопу?

– Вы ехали вместе в машине?