Сейчас эта лихорадка доберется до сердца, сдавит его ледяной рукой, плеснет раздражением в голову... И – все! И разлетится в осколки ее терпение, и дурочка с переулочка выйдет из образа, и поднимется из кресла уже другая женщина – гордая, разъяренная...

Вот, на вдохе сейчас и случится. Надо остановить этот вдох, задержать в себе – хотя бы на секунду. А еще – нужно что-то такое сделать, успеть сделать... Для себя самой непредсказуемое.

– Влад! А давай и впрямь пойдем к Романовым в гости!

Она сама не поняла, отчего именно это из нее выскочило. Громко, звонко, весело прозвучало. Глянула на него вопросительно, улыбнулась, подняла брови вверх – а что, мол, такого, подумаешь, в гости к друзьям сходить! И – отхлынула лихорадка, и дурочка с переулочка засуетилась внутри, отошла от испуга, оправила на себе перышки. Молодец, дурочка с переулочка, умеешь собраться, когда надо. Молодец, пятерка тебе.

– Пойдем, Влад... – прозвучало уже менее весело, на выдохе.

Он глянул озадаченно и вдруг согласился сразу, не раздумывая, даже обрадовался будто:

– А что, пойдем! Чего целый день тут сидеть – в четырех стенах...

– Что, правда? – подняла она на него удивленные глаза. С примесью должной радости, конечно же.

– Ну да... Сама же предложила...

– Ага... Да, конечно... Я тогда Ленку сейчас попрошу, чтоб с Сонечкой посидела, не тащить же ее с собой по морозу...

Вытянула себя из кресла, пошла на кухню. Ноги дрожали слегка, будто рысью бежала полкилометра. Торопливым жестом отерла со лба испарину, сглотнула нервно – надо же, чуть не сорвалась... Как хорошо, что не сорвалась. Напугала бы и Ленку, и Сонечку...

Ленка, с комфортом расположившись на диванчике, млела над пирогом с капустой. Жуя, повернула к ней разгоряченное чаем лицо:

– Вы чего такая взбудораженная, теть Лиз?

– Да мы в гости с отцом решили пойти... Посидишь с Сонечкой, выручишь?

– Ладно уж, идите... Посижу, конечно. И покормлю, и спать уложу. Она меня хорошо слушается.

– Ага... Да мы ненадолго, наверное!

– Да сидите в гостях сколько хотите! Мне сегодня все равно никуда не надо.

– Спасибо, Лен... Ну, тогда я одеваться пошла?

– Ага...

Уже выходя из кухни, вдруг застопорилась в дверях, обернулась, спросила как бы между прочим:

– Лен... А ты случайно не знаешь, где Максим сегодня пропадает?

– Сегодня – не знаю. А вчера вроде в архитектурный институт к кому-то намыливался, – проговорила с набитым ртом, любовно глядя на кусок пирога в руке.

– В архитектурный? Зачем – в архитектурный? – сделала шаг назад, уставилась на нее удивленно. Впрочем, было в этом удивлении еще что-то – она и сама не поняла, что. Смутная тревога какая-то...

– Не знаю, теть Лиз. Просто я слышала, что он по телефону кому-то говорил – надо, мол, после занятий еще к архитектурному успеть...

– Ну да, в архитектурный, понятно... У него же там приятель учится, как его... Мишка Колесниченко из параллельного класса...

– Какие вкусные с капустой получились, теть Лиз! У вас всегда с капустой лучше других удаются!

– Ну-ну... Ешь на здоровье... Для Сонечки там творог приготовлен, не забудь...

– Ладно, не забуду, идите. Время теряете.

Диспетчер такси пообещала машину через полчаса – она едва успела одеться и кое-как привести себя в порядок. Пока стояла в ванной перед зеркалом, торопливо подкрашивая ресницы, и потом, пока ехали в такси, все не покидала странная в своей тревожности мысль – зачем Максиму в архитектурный понадобилось? Не был ему близким другом Мишка Колесниченко, да еще и Маше зачем-то наврал... И способ, главное, для вранья какой подлый придумал – мать больной объявил! Нет, надо будет поговорить с ним, все выяснить...

Конечно, Светка тут же заподозрила неладное, разве ее обманешь! Открыла им дверь, глянула в лица, чуть округлила глаза, чуть вздернула вверх подбородок – что, мол, такое с вами? Пришлось мотнуть головой незаметно – потом, все потом...

– А, заявились-таки, многодетные! – вышел из комнаты Романов со Степкой на руках. – А мы уж думали, не дождемся! Влад, ты чего такой хмурый? Что, Лиза тебя пинком из дома в гости выгнала?

– Невиноватая я, он сам пришел, – торопливо отшутилась она, снимая шубу и охорашиваясь перед зеркалом. – Не злись, Романов, дай лучше Степку в руках подержать...

– Нет, Лиз, не стоит его разгуливать, а то не заснет и нам не даст посидеть. Он и так сегодня из режима выбился.

Степка, словно в подтверждение отцовских слов, бултыхнулся у него в руках, лихо потянул к ней руки.

– Тихо, тихо, сынок... Потом к тете Лизе на ручки пойдешь, потом... – прижал к себе ребенка Романов, похлопывая огромной ладонью по верткой спинке. Вытянув шею, ворчливо бросил в сторону кухни: – Свет, ну чего ты там возишься... Надо его спать укладывать...

– Да, ребята, вы тут начинайте потихоньку, а у нас со Степкой свои дела... – ловко подхватывая из его рук ребенка, скомандовала Светка. – Романов, не стой столбом, усаживай гостей за стол! Я минут через пятнадцать к вам присоединюсь...

– Ну что, Влад, по коньяку вдарим? – ласково обхватил за горлышко красивую бутылку Романов, когда расселись вокруг заставленного закусками длинного журнального столика. – Смотри, какой коньяк, настоящий, армянский, мне приятель недавно из Еревана привез! Забытый вкус, лучше всяких французских! Пять звездочек!

– Да хоть шесть... Чего спрашиваешь, наливай... – подвинул к нему пузатый фужер Влад, и Романов глянул на него слегка удивленно, свинчивая пробку с горлышка.

Она лишь грустно усмехнулась, глядя на бедного Романова. Да уж, неудачного собутыльника ты к себе нынче в гости позвал, дружок... Неудачного и своими грустными мыслями озабоченного – уж прости, что так получилось. Ничего, сейчас твоего замечательного напитка отхватит, может, и расслабится немного.

– Ну, ребята, за наш маленький семейный праздник! – поднял свой бокал Романов, любуясь на томное колыхание влаги за выпуклостью стекла. – Погодите, как там говорится... Не верьте, что женатому мужику живется хорошо! Это неправда – женатому мужику живется очень хорошо!

– Да, за ваш праздник! – радостно потянулась она к нему бокалом. – Вы оба это заслужили, и ты, и Светка... И это прекрасно, что у вас так все замечательно сложилось!

Дежурные вроде слова, дежурные поздравления, а Романова вдруг повело, расплылся в счастливой детской улыбке, глянул ей в глаза, поддал еще пафоса:

– И пусть наш праздник, Лиз, так и продолжается всю жизнь, правда? И никогда не закончится. Ведь бывает же, что люди живут вместе и счастливы всю жизнь, до самого конца?

– М-м-м... Они жили долго и счастливо и умерли в один день... – тихо-насмешливо пробурчал Влад. Так тихо, что только она одна и услышала. И почувствовала, как непроизвольно дернулся уголок рта, как ожгло внутри досадой на эту насмешливость. И произнесла нарочито громко, глядя в счастливые романовские глаза:

– Да, так и будет, Петь! Именно так и будет – на всю оставшуюся жизнь! А иначе – никак нельзя! Если уж быть счастливым – только так, и не иначе...

И расчувствовалась вдруг, в одно мгновение. Глотнула чуть из бокала и тут же голову опустила, пытаясь проглотить незваную скороспелую слезу. Нет, все-таки в любом случае хорошее это дело – быть свидетелем на чужом празднике счастья... И даже несмотря на сидящее рядом и что-то невразумительное бурчащее собственное несчастье.

– Лиз, что это с тобой? – весело уставился на нее Романов.

– А что такое?

– Да ты сроду меня по имени не называла... Я думал, ты и не знаешь, какое у меня по паспорту имя – все Романов да Романов...