– Да не может быть! – обиженно уставилась на нее Ангелина, распахнув горящие неутоленной жаждой глаза. – А во сколько он домой приехал?

– Да в пять часов где-то... А вы, судя по всему, домой уже после шести шли.

– Ну да, после шести... Но этого же не может быть, Лизонька!

– Может, Ангелина Ивановна, может. А к окулисту вы все же сходите, я вам искренне советую. А то мало ли... Так, обознавшись, и впросак можно попасть. Вы ведь с утра наверняка уже кому-нибудь рассказали про это, правда? Признайтесь, не утерпели?

– Ну да... То есть нет... Нет, конечно, Лизонька, что ты! Как ты могла про меня такое подумать... Обидно даже!

Ишь, как поспешно глаза в сторону отвела. Конечно, всем уже рассказала, сплетница старая. Еще и мину оскорбленную себе на лице соорудила.

– Ладно, не обижайтесь, Ангелина Ивановна. Если даже посплетничали немного, не беда. Говорят, не утоленное рассказом знание плохо влияет на женское здоровье.

– Нет, но как же это я... Надо же, как неловко получилось...

– Ничего, бывает. Вы извините, Ангелина Ивановна, мне работать нужно.

– Да-да, конечно... Нет, но как же это я... Оскандалилась, выходит...

Лиза даже некоторое удовольствие получила, глядя в удаляющуюся Ангелинину пристыженную спину. Правда, немного жаль бедную женщину стало. Человек как лучше хотел, ночь не спал, маялся преступным знанием. Нет, а она-то как вошла в образ, надо же! Настоящая актриса, Сара Бернар, Вера Комиссаржевская! И рассмеялась, главное, так убедительно... Молодец, дурочка с переулочка, хорошо у тебя получается, вот и продолжай в том же духе. Лиха беда начало.

А вечером снова пришлось натягивать на себя хламиду презренного образа, и даже дважды пришлось. Будто проклятая хламида устроила ей испытание – а сможешь ли еще, и еще...

Только успела раздеть Сонечку – звонок в дверь, свекровь заявилась. Она даже свое удивление не смогла скрыть – обычно в гости не зазовешь, а тут сама, без упредительного звонка... Не спеша разделась в прихожей, сдержанно приласкала Сонечку, сунув ей скромный подарок – розового пластикового пупса в хрустящей целлофановой упаковке. Копеечный пупс-то, нахального китайского производства. Наверное, в киоске на автобусной остановке купила, на большее не расщедрилась. А впрочем... Не ее невесткино дело свекровь судить, надо бы эти противные мыслишки выбросить из головы, чтоб и не пищали даже. Вот же, как раздраженно подумалось – не расщедрилась, главное... Раньше, например, никогда таких противных мыслей в голову не приходило. И не думалось даже, отчего Екатерина Дмитриевна к внукам довольно сдержанно относится, особой прыти не проявляет. Ну, не проявляет, и ладно, может, у нее природа такая... На материнство природы хватило, а на любовь к внукам – уже нет. Вся любовь на огородные грядки ушла. Бывает...

– Ну, что тут у вас? – по-хозяйски уселась свекровь на кухне, сложив натруженные ладони на столе. – Смотрю, занавески на окне новые повесила... А чего такие маркие, Лизавета? Кто ж белые занавески на кухне использует?

Ну, вот... Не успела за стол сесть, а уже в недовольного комментатора превратилась. Господи, как же не вовремя ее принесло... Надо улыбнуться пошире, чтоб не заметила ее нервного состояния. А улыбаться – ой, как нелегко. В прошлой жизни было легко, а в этой, в нынешней...

– Да пусть висят, ничего страшного! Сквозь них зима красивей кажется, через белые-то!

– Ишь ты... Ну ладно, коли так. Тебе, как хозяйке, виднее, спорить не буду. А вообще как живете?

– Да хорошо живем, Екатерина Дмитриевна! Спасибо вам за гостинцы, те, что Влад привез, все съели с удовольствием! Помидоры у вас в этом году особенно удались... Наверное, по особому рецепту солили, да?

– Да нет, обычным способом солила... Тут ведь главное дело не в рецептах, а в душевном старании. Знаешь, как моя бабка раньше говорила? Та мучка, да не те ручки... Если с душой да со старанием к делу подходить, все и без рецептов получится.

– Да, Екатерина Дмитриевна, в этом вы правы... Ужинать с нами будете?

– Нет, некогда мне до ужина рассиживаться. Чаем напоишь, и ладно. Я ведь с дачи еду, дома еще не была. Прямо с электрички – к вам... А Владик где?

– А он сегодня поздно придет. Если бы вы предупредили, что к нам заедете...

– Да ладно. Он мне, собственно, не шибко и нужен. Я с тобой хотела поговорить, Елизавета.

– Да? А что такое?

– Да ничего особенного, в общем... Так, душа беспокойством мается. Ты мне скажи – он не заболел ли часом? А то, может, скрываете чего от меня...

– Нет, он вполне здоров...

– Хм... Ладно, это хорошо, что здоров. Тогда скажи мне – почему он такой опрокинутый ко мне заявился? Поссорились, что ли? Неладно что-то у вас?

– Да все у нас хорошо, Екатерина Дмитриевна... Вам показалось, наверное.

– Ну, я еще не совсем из ума выжила, чтоб мне казалось всякое... Уж я-то своего сыночка хорошо знаю! Я уж давно его таким не видела!

– Каким – таким?

– Да шибко невеселым, вот каким.

– Ну, человек не может быть всегда веселым...

– Э, нет, не скажи. Когда у мужика все в семье хорошо, по нему сразу видно. Где-то ты проштрафилась, видно, Лизавета. У хорошей бабы в хозяйстве мужик всегда веселый ходит, а не молчит часами, глядя в окно. И не срывается в ночь-полночь, не едет незнамо куда... Спрашиваю его – куда ночью ездил-то? А он мне – так, мол, прокатиться решил, скуку развеять... Как ты это допустила, Лизавета?

– То есть... Что я допустила? – испуганно обернулась она от стола, где спешно нарезала сыр и колбасу для бутербродов.

– Ну, что он заскучал вдруг... С хорошей женой мужик сроду не заскучает! И почему сама в праздники ко мне не приехала? Лень было задницу от дома оторвать, да? Разве можно мужа от себя так надолго отпускать? Куда иголка, туда и нитка! А ты... Я думала, ты в этом плане баба умная, Лизавета... Вот я своего Колю ни на шаг от себя не отпускала! Помнится, ему на заводе путевку в пансионат выделили, так я все бросила да за ним, как нитка за иголкой! Он, значит, в пансионате на казенных харчах подъедается, а я у сторожей комнатку сняла, перебиваюсь тем, что он мне из столовки украдкой принесет. А как же иначе... Мужика от себя и на шаг нельзя отпускать... Я ж видела, как местные бабы его голодными глазами высматривают...

Трогательные воспоминания о супружеской привязанности поплыли над ухом надоедливо, Лиза в них уже не вслушивалась. Надо было себя в руки взять, сконцентрироваться на добродушном спокойствии. А на самом деле ох как хотелось обиду выплеснуть, правду-матку в лицо бросить! Не виноватая я, мол, это сынок ваш во всем виноватый! Глупо, конечно, но очень хотелось... Прямо раздирало внутри все обидою на такую свекровкину несправедливость. Умом понимала, что глупо на бедную женщину обижаться, а образовавшееся внутри раздражение требовало выхода... Пришлось даже повернуться неуклюже, столкнуть со стола чайную чашку, чтобы она разбилась вдребезги. Жалко чашку, хорошая была, удобная...

– Ох, ты неповоротливая какая! – с досадою проговорила свекровь, отвлекаясь-таки на ее нехитрый маневр.

– Посуда бьется к счастью, Екатерина Дмитриевна! Погодите, сейчас осколки замету.

– Ну, дай-то бог, чтоб на счастье. Я ведь против тебя, Лизавета, в общем, ничего не имею, хорошая ты баба. Тем более если с моей бывшей невесткой сравнивать... Той вообще нельзя было слова сказать, сразу ерепениться начинала. Ох, гордая была, задиристая, уж попила она из Владика моего кровушки... С ней-то он точно белого света не видел, все время опрокинутый ходил. А с тобой вроде ничего, повеселее стал. Вот я и подумала вдруг, на него глядя, – что-то не заладилось у вас... Дай, думаю, заеду, упрежу тебя...

– Спасибо, Екатерина Дмитриевна. Упредили.

– Да ладно... Ты ж понимать должна – у матери всегда за сына душа болит. Уж не обижайся на меня, Лизавета.

– Да я и не обижаюсь.

– А Ленка-то как, не шибко тебе досаждает? Она ведь у нас вредная, вся в мать.