Филимонова. — У нее свадьба через месяц, ей лицом паршиветь нельзя!

— Свадьба? Значит, замуж собралась, Сашенька?

— Ну да… — довольно закивала головой Филимонова, — у нас в этом деле все честь по чести вышло… И сватовство было, и обручение, и всякие прочие причиндалы… А то ведь они, нынешние-то, знаешь как… Соберут из родительского дома чемоданчик — и шасть на съемную квартиру, в гражданский брак! А какой это брак, если на прямоту, если по сути? Бесстыжее сожительство, а не брак! Никакой друг за друга ответственности!

— Ну да… Так оно, конечно… — грустно усмехнулась она. — А только знаешь, иногда уж лучше так, чем с каким-нибудь придурком до загса дойти…

— Ну, если с придурком, то конечно. А у нас жених положительный, умненький, красавец писаный. Из хорошей семьи… Правда, есть тут одна закавыка — с отцами разобраться не может…

— В смысле? С какими отцами?

— Понимаешь, его с малолетства отчим воспитывал, он родного отца и не знал вовсе. А тут откуда ни возьмись родной отец взял да и объявился. А парень взбрыкнул, знать его не хочет… И даже на свадьбу не позвал…

— Ну, это бывает. Главное, чтобы сам хорошим отцом стал.

— Да нет, он и впрямь хороший парень, и Сашку без ума любит. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

— Какая ты суеверная стала, Филимонова!

— Ага, станешь тут… Вот все хорошо вроде, а я все время чего-то боюсь! Замужество — это же такой шаг серьезный… Пусть хоть Сашке в этом деле повезет, раз у меня не вышло!

— Ну, мам… Хватит уже мою личную жизнь обсуждать… — улыбаясь, нахмурила брови Саша. — Веди тетю Аню за стол, я здесь пока за тебя посижу…

— Ага, посиди, Сашк. Основной народ все равно где-то часа через два повалит, сейчас еще время неурочное. Но если кто придет — за Светланкины столы старайся подсаживать, у Ленки сегодня критические дни, она нервная. Поняла?

— Поняла, мам.

— Пойдем, Каминская, пьянствовать будем, встречу праздновать… — широко повела Филимонова рукой в сторону зала. — Отведай нашего каравая, дорогая гостья, не побрезгуй! Правда, подождать немного придется… Ты ничего, с голоду не помираешь?

Вошли в зал — довольно большой, уютный. Плыла по этому залу тихая, почти домашняя жизнь, с мягким напольным покрытием под ногами, с витражами в окнах — интимно-заботливо отделяющими здешнюю жизнь от ноябрьского стылого безобразия, с пряными обещающими запахами из кухни, с удобными креслицами вместо стульев. На небольших столах — синие полотняные скатерти, желтые салфетки с вензелем-логотипом — «У Саши».

— Что, нравится? — с гордостью спросила Филимонова, усаживаясь за стол. — Это мы с Сашкой все сами придумывали, никаких дизайнеров не звали. Хотелось как-то попроще, что ли… Народ в этом районе скромный живет, олигархи с высокими требованиями вряд ли водятся. Да и цены у нас вполне демократические…

— Кать, я за себя сама заплачу, ты не подумай, что…

— Да ну тебя, Каминская, ей-богу! Ну чего ты такая, а? Блин, всю песню испортила… — огорченно махнула полной рукой Филимонова. — Я ж тебя, считай, в гости позвала, будто к себе домой, а ты… Взяла и вдарила гордыней по святому…

— Прости, Кать! Прости, это ж я так, ляпнула для порядку! Ты про цены заговорила, вот у меня и выскочило! Не виноватая я, Кать, жизнью такой живем — все с ног на голову перевернулось. И не знаешь уже, где свято, а где не свято.

— Да ладно…

— Ну все, все, не обижайся! Расскажи лучше, как ты решилась на это дело — кафе открыть! Много мороки было?

— А то… Во-первых, я, как узнала, что тетка мне квартиру завещала, чуть с ума не сошла. Полгода ходила, как в обмороке. Я ведь даже и к нотариусу не пошла, когда она умерла, — зачем, думаю? Там и без меня родственников набежало… А потом нотариус меня сам нашел — чего, говорит, не идете наследство по завещанию оформлять?

— Ничего себе…

— Ну да! Иду, помню, к нему, а сама думаю — наверняка тут без подвоха не обошлось. Я ж не привыкла, чтоб на мою голову материальные блага вот так, неожиданно сваливались. Пришла, смотрю на него волчицей. Думаю, сразу отказаться или немного погодя. Ну, он бумаги достал, показывает мне… А там черным по белому — завещаю свою квартиру Филимоновой Екатерине Дмитриевне, моей племяннице! Представляешь, что со мной было?

— Не знаю… Обрадовалась, наверное…

— Нет, Анька, я даже как-то и не обрадовалась. Наоборот, испугалась немного. И даже мыслишка такая в голове промелькнула — зачем мне все это… Квартира у нас с Сашкой есть, нам вроде места хватает, дружно живем. И зарплата хорошая, живи да радуйся. Чего еще надо-то? Прямо как искушение на меня эта квартира свалилась! Ну, продала бы ее, денег бы огребла… И что? Стала бы носиться с ними, как дурень с писаной торбой, бояться не так потратить, не тот процент в банке получить? И завязла бы в этой суете, душонку напрочь раздрызгала…

— Ну, рассмешила! Вот в этом ты вся и есть, Филимонова, — носишься со своей душенькой, как ненормальная, боишься всего. Деньги, они ж лишними не бывают! Наоборот, пожила бы в свое удовольствие! Экое счастье на тебя свалилось, понимать же надо!

— Да я, в общем, и без того не в особом горе жила… Жила и радовалась — все у меня хорошо. А деньги… Это такая опасная штука, Ань… Видела я этих, которые за ними всю жизнь тянулись, да только судьбу себе испохабили. В общем, подумали мы с Сашкой, прикинули так и этак и решили квартиру не продавать, кафе открыть. Взяли кредит в банке на всякие переделки-обустройства, бригаду строителей наняли, и пошло-поехало… И, знаешь, увлеклись! Все у нас получилось! Теперь вот работаем, сами себя кормим, никому ничего не должны… Я уж потом поняла, какой это большой плюс — не ждать, когда тебя государство или чужой дядя зарплатой облагодетельствует. Совсем, совсем другое ощущение…

— Ну да, свобода, она и есть свобода. Кто ж спорит, хорошо, конечно. Ну а кроме ощущений… Прибыль-то хоть есть?

— Ну, не так чтобы… На жизнь хватает, в общем. Говорю же — у нас цены очень демократические. И обстановка, как видишь, довольно скромная, из штанов не выпрыгиваем. Зато душевная. И нам с Сашкой хорошо, и людям.

— Значит, на работу с утра, как на праздник?

— Ага. Так оно и есть, Ань. К этому и стремились, чтоб как на праздник, а не как в нудную обязаловку. На работе же половина жизни проходит…

— А народу к вам много ходит?

— Сейчас много, как распознали. Слухами же земля полнится. Погоди, ближе к шести тут яблоку негде упасть будет… Да и днем часто заглядывают…

Словно в подтверждение ее слов звякнул на двери колокольчик, и вскоре в зал вошла симпатичная пара — крупный седой мужчина и моложавая женщина лет пятидесяти. Он быстро стянул с себя куртку, помог даме снять пальто, пристроил одежду на рогатину вешалки. Проходя мимо их столика, улыбнулся по- свойски Филимоновой:

— Здрассьте… Мы за свой столик, как обычно…

— Да пожалуйста, Мишенька, пожалуйста! Добрый день, Лиза! — тоже расплылась в приветливой улыбке Филимонова. — Как ваша бабуля сегодня, не капризничала?

— Да сегодня ничего, сегодня получше… Вот как раз от мамы и едем… — вступила в разговор женщина, которую Филимонова назвала Лизой. — Мимо проходили, а из вашей двери так пахнуло вкусно… Вот решили себе маленькие посиделки устроить, нервы успокоить. С мамой, знаете, так трудно стало…

— Ничего, ребята, крепитесь. Долг перед родителями — дело святое. А у нас сегодня солянка и цыпленок, тот самый, Олежкин, фирменный! Садитесь, Светочка вас обслужит! Правда, минут десять- пятнадцать подождать придется.