Сдавшиеся чародеи держались по-разному. Кто-то просто мрачно шагал, затравленно озираясь и, похоже, всё время ожидая скорой расправы; кто-то начал робко улыбаться, осторожно осведомляясь, что нужно сделать, чтобы «вернуть расположение повелителя». Но только один волшебник, а именно Гахлан, из кожи вон лез, чтобы действительно вернуть оное «расположение».

Старый маг Оранжевого Ордена очень старался доказать свою полезность и искренность. Мол, он всегда был против этой войны и тщился с самого начала уговорить остальных пойти на примирение с Императором, поступившись своей непререкаемой властью; и не его вина, что чужие упрямство с твердолобостью не дали сим благородным намерениям воплотиться в жизнь. Гахлан рассказал немало интересного о Нерге и жертвоприношениях: оказалось, что заклятья, коими так гордились остальные Ордена, Радуга получила из рук всебесцветных, изменив лишь самую малость.

– Что им надо, нергианцам? – спрашивал Император, едучи стремя в стремя со старым чародеем. – Гибели Мельина? Закрытия Разлома? Ты понял, маг?

– Повелитель, твой недостойный слуга неустанно размышлял и размышляет на ту же тему. Мне кажется – хотя доказать это я не сумею, – что Нерг ищет способ подчинить Разлом. Не победить, не сдать ему Мельин – а именно подчинить. То же жертвоприношение, жертвой чего едва не стал повелитель… – Гахлан потупился, мол, стыд за содеянное не устанет терзать меня до самой смерти. – Нам пришлось поверить Нергу на слово. Ведь магические демонстрации – это именно демонстрации, ничего больше. Но мы поверили, повелитель. Я не снимаю с себя вины и не пытаюсь оправдаться…

По мнению Императора и судя по выражению лица Тайде, Гахлан пытался проделать именно это.

– …однако строгих доказательств, что подобное… действо и впрямь поможет избыть сие бедствие, нам, Радуге, представлено так и не было, – продолжал старый маг. – Мы поверили, потому что очень хотели поверить. Ведь это так легко – переложить ответственность на других, в данном случае – на Всебесцветный Орден.

– Так ты думаешь, что оное жертвоприношение помогло бы Нергу получить большую власть над Разломом и его тварями?

– У меня пока нет лучшего объяснения, повелитель. Ведь судя по тому, что говорили нам всебесцветные, взрыв того кристалла в пирамиде и вбирание повелителем высвободившейся силы и впрямь создали некую загадочную связь между ним и проклятой бездной. Но вот что сделает с Разломом смерть повелителя – я, недостойный, сказать не в силах.

– Ничего не сделает, – раздражённо бросила Сежес. – Хватит болтать ерунду, Гахлан. Я не вижу иного способа, кроме как взять в плен и допросить с пристрастием верхушку Нерга.

– При условии, что они скажут правду, достославная. – Гахлан не забывал кланяться.

– Скажут-скажут, – процедила сквозь зубы чародейка. – Пусть они превратили себя невесть во что, но боли эти создания боятся, как и мы, простые смертные.

– Для начала их ещё надо пленить, – вступила в разговор Сеамни. – Вспомните тот дольмен. Похоже, верхушка Нерга вполне способна переноситься с места на место, открыв секрет древней магии тех мест.

– А что с нашими драконами, Гахлан? – спросила Сежес. – Когда я… уходила, Кутул и Солей как раз пытались навести там порядок.

– Ничего не получилось, – развёл руками маг Оранжевого Ордена. – Драконы все словно взбесились, и чем ближе подходили козлоногие, тем хуже всё становилось. Химмиради наложила на них сонные чары, до лучших времён, если они, конечно, наступят.

– Химмиради? Из Флавиза?

– Да, достославная.

– А остальные чудовища? Авлары, вампиры, оборотни? Всё прочее?

– Очень многое погибло вместе с Красным Арком, – вздохнул Гахлан. – Ещё немало, как известно достославной, мы потеряли вместе с главной башней Кутула.

– Но как же Флавиз и Солей? Они тоже имели внушительные арсеналы!

– Достославная… ты же понимаешь, что значит выпустить чудовищ, натравив их не на Дану или гномов с орками, но на людей!

– Управляющие чары слабели. – Сежес повернулась к Императору: – Радуга всегда уделяла много внимания подобным бестиям, надеясь обеспечить безопасность; но, когда пришло время, способные отдать правильные распоряжения маги оказались вместе со мной, лицом к лицу с козлоногими, а мальчишки- неофиты сплоховали. Тем не менее надо учитывать – кое-что у Радуги могло остаться, и сейчас это бросят против нас. Возможно. Не так много, как могли, но и это… доставит известные неудобства. В первую очередь, конечно, следует ждать оборотней и вампиров.

Император промолчал. Он представил себе резню возле башни Кутула, если бы защитники той выпустили на легионы орду верволков и упырей.

– Магия Радуги тоже слабела, но Семь… то есть Шесть Орденов не желали признаться себе в этом, – покаянно кивнул Гахлан. – Каюсь, я тоже приложил тут руку.

– Вот почему на Ягодной гряде маги пытались остановить легионеров обычными средствами, – пояснила Сежес.

– Благодарение всем великим силам, – уронил Император. – Много верных слуг державы и её храбрых воинов остались из-за этого в живых.

– Но много молодых нобилей и погибло, – осторожно заметил Гахлан. – Они тоже могли бы стать верными слугами…

– Да, как же! – фыркнула Сежес. – Я их знала. Очень многих. Баронская чушь слишком сильно головы заполнила. Без кровопускания бы не поумнели.

– Это достаточно резкое высказывание, достославная, и я…

– Хватит, – поднял руку Император. – Гахлан, что станет делать Радуга, потерпев неудачу с жертвоприношением и с попыткой купить Клавдия?

– Обратится к Серой Лиге, это прежде всего. – Старый маг не помешкал с ответом. – Доблестного проконсула – уничтожить, вас, повелитель, госпожу Оэктаканн и достославную Сежес – пленить. Правда, Шесть Орденов потеряли верхушку, самых опытных и бывалых чародеев, остались командоры и средние поколения. Но я бы сейчас опасался прежде всего серых. Ещё могут пригрозить ультиматумом, мол, или вы сдаётесь, или мы открываем дорогу козлоногим. Вас они сожрут, а мы опять отгородимся детишками и баронским войском.

– Значит, баронское войско должно перестать существовать, – холодно резюмировал Император. Сежес и Гахлан переглянулись, Сеамни поймала взор своего Гвина, в глазах Дану плескалась тревога: она знала, что значит этот тон правителя Мельина – Император пойдёт к цели, несмотря ни на что.

…Предсказания Гахлана стали сбываться с неприятной точностью.

Вольные лишний раз показали себя, в одну из ночей перехватив убийцу из Серой Лиги. Тот успел взять одну жизнь, но в руки имперских дознавателей попал живым – невероятная удача.

…Невысокий, щуплый, но жилистый, воин Лиги висел на дыбе, и палачи неторопливо, так, чтобы ему всё было видно, разводили огонь в жаровне, раскладывая на кожаных покрывалах устрашающего вида инструменты. Император, Сежес, Тайде и Гахлан пришли вместе.

– Ты будешь говорить? – устало осведомился Император. – Мне недосуг играть с тобой в игры. «Да» – жизнь и свобода, «нет» – медленная и мучительная смерть.

Незадачливый убийца тяжело дышал, не в силах отвести взгляд от жаровни и калящихся крюков. Слабак, подумал Император, невольно вспоминая так и оставшегося в Эвиале Фесса. Из самого отребья. Хеон таких держал для самых грязных дел, использовать один раз, а дальнейшее уже не важно.

– Говори и не бойся, – подбодрила убийцу Сежес. – Лиги, той, что мы знали, больше нет. Есть лишь горстка отщепенцев, прозвавшихся «новыми патриархами». Старые-то, настоящие патриархи все давно на юге, за морем. Вот они бы да, за неисполнение приказа живьём содрали бы с тебя кожу и сварили то, что осталось, на медленном огне, чтобы умер не сразу. А эта шваль… чего её бояться?

Человек судорожно сглотнул.

– Воды, – прохрипел он. – Дайте воды. Я… буду говорить.

– Измельчала Лига, – делано вздохнул Гахлан.

…Взамен жизни, свободы и золота (куда ж без него!), мигом забыв о кодексе Серых, убийца поведал