– Ранен?!. – во весь голос спросил его Андрей, пытаясь отнять руку от головы Шевердяева.
– Не стреляйте!.. Свои!.. Не стреляйте!.. – тут же прокричал он, приблизившись к люку. – Черт вас побери, свои!..
– Какого черта!.. – донеслось из люка, как из глубокой металлической бочки.
– Танкисты!.. Это старший лейтенант Аникин, взвод штрафников… – прокричал Андрей.
– Жить надоело?! Куда прешь без спроса!? – долетело сквозь звонкий металлический лязг и рев.
– Не слышу… – мотая головой, проговорил Шевердяев. – Вот черти полосатые… Начисто левое ухо мне вынесли… Горит вся левая сторона…
XXXV
Аникин бегло осмотрел его. Пахло паленой кожей. Раскаленные пороховые газы обожгли шею и ухо бойца, оставив черный след на шапке-ушанке.
– Эк тебя обшмалили… братушки бронебашенные… – сочувственной скороговоркой проговорил Андрей. – Глаз цел?
– Да вроде как… – с неистребимым озорством вдруг выговорил Шевердяев. – Причем небо в алмазах… В ухо – будто кол забили…
Башня стала стремительно вращаться влево, чуть не скинув обоих штрафников на землю. Андрей, поневоле уцепившись за крюк, приваренный к торцу башни и обмотанный солдатским ремнем, снова просунул голову в отверстие между башней и люком. Внутри его встретила кромешная темнота, в которой вдруг проклюнулись две белых точки. Белки глаз!
– Вы мне чуть сержанта не угробили! – крикнул в эти белки Аникин.
– Сами на рожон полезли… – сердито огрызнулись белки и тут же отходчиво добавили: – Лейтенант Каданцев…
Тут же белки потухли, и зычный голос офицера-танкиста прокричал кому-то, не видимому сверху:
– Плавней наводи, Славик… Хорош!.. Бронебойным заряжай…
– Убираться надо, лейтенант… – крикнул ему Аникин.
Две симметричные белые точки снова появились, будто капли молока посреди черноты.
– Это твои архаровцы нашу задницу прикрывали? – прокричал он и, не дожидаясь ответа, добавил:
– Хорошо воюете, штрафники… Здорово нас выручили. А то эта немчура с «фаустами», как тараканы, – из всех щелей лезут…
– Эй, лейтенант, не слышишь?! – попытался перебить танкиста Аникин. – Вылезайте… Свежие немецкие танки сюда прут… Вас зажгут в любой момент.
Или танкист делал вид, что не слышит, или действительно совершенно оглох от непрерывной стрельбы.
Он как ни в чем не бывало продолжал отдавать команды своим подчиненным, силуэты которых еле-еле стал различать Аникин.
– Не зажгут… – уверенно ответил танкист. – У нас топливо закончилось. Весь дизель к чертовой матери на этот хутор израсходовали… И снаряды на исходе. Еще с ящик фугасных и горсть бронебойных…
– Башнера моего ранило… – сообщил вдруг Андрею лейтенант. – Но терпит… Так, Славик?
– Так точно, товарищ командир… – раздался бодрый молодой голос из башни, откуда-то слева.
– Механика, сержанта Васю Романенко, убило… Эх, как умел с машиной управляться!.. Слушалась его, как миленькая… – как будто в задушевной беседе, перечислял танкист. – Стрелок, Прошка, контужен… Славика вот – осколком… А люк закрыть нельзя. Прожгут кумулятивным, и всем нам – крышка… К тому же дышать тут нечем. Железнов, заряжающий наш, уже раз чуть не вырубился. Пороховых газов надышался. А еще Железнов называется!.. Так что мы чуть прикрыли, чтобы крошки сивнцовые сюда не залетали. А так – ничего, приятно работать с открытой форточкой…
Аникин в третий раз изо всех сил прокричал танкистам, что надо уходить. Его слова заглушил очередной взрыв. Комья земли застучали по броне.
– Ого… неужто град пошел… – прокомментировал голос из башни. – А ну-ка, Баклин, вдарь им… У меня такой заряжающий… Ого-го! На весь фронт один такой! Верно, Баклин?
– Скажете тоже, товарищ командир… – пробормотал другой голос, постарше.
– А ну, Баклин. Покажи класс! Объясни фашисту, что такое град со снегом… Держись, штрафная…
«Тридцатьчетверка», будто живое существо, напряженно вздрогнула, исторгнув из себя смертоносный груз. Сокрушительная сила заставила отойти назад казенную часть мощной пушки. Раздался звон выпавшей из казенника пустой снарядной гильзы, и горячая волна горькой пороховой вони поднялась из люка.
– Тут уже из-за гильз ступить негде, товарищ командир… К боеукладке не подобраться… – раздался ворчащий голос. Похоже, это был Баклин.
– Наружу бросай… – крикнул лейтенант.
– А машину мы никак не оставим… – вдруг выкрикнул он вверх, решительным голосом обреченного. – А ну, «шурики», посторонись! Разгружаться будем!..
Из люка полетели, звеня и подпрыгивая на броне, стреляные гильзы от снарядов.
XXXVI
Вслед за гильзами по стальным бокам «тридцатьчетверки» скатился на землю Шевердяев, а следом за ним – Аникин. Они залегли возле гусениц.
– Упрямые, черти… – весело выругался Шевердяев.
– Да-а… настрой боевой… – выговорил Аникин, пытаясь выглянуть из-за танковой кормы в сторону вражеских позиций.
Стрельба со стороны немцев усилилась. В дело вступили курсовые пулеметы пришедших на подмогу немецких танков. Андрей успел разглядеть две машины. Нырнуть обратно, под защиту танковой брони, заставили плотные очереди, которые хлестали по броне советского танка, рыли землю вокруг гусениц, звучно ударяясь о бронированные стенки кормовых топливных баков.
– Вы лучше не высовывайтесь, товарищ командир, – обеспокоенно заметил Шевердяев. – И вообще, отсюда перебираться надо. Оно вроде защищено – броня… Да только для фрицев наш танк сейчас – первейшая мишень… Будут лупить из всех видов…
– Твоя правда… – заметил Аникин. – Я в сторону «пантеры» немецкой двину… Где-то там должен быть Липатов с пэтээровцем. У них гранаты. А ты своих, кого сможешь, разыщи. Выдвигайтесь ближе к самоходке немецкой. Там должны быть наши – Капустин и Костюченко. У них тоже парочка гранат имеется. У фрицев убитых смотрите. Пока отбиваемся. Не бросать же танкистов этих безбашенных… Но по сигналу будьте готовы отойти назад к фольварку. Боюсь, как бы фашисты нас не отрезали. У Затонского силенок там маловато. Понял?
Шевердяев молча кивнул.
– Да… стоп… – осадил себя Аникин. – На вот, одну возьми… На дорожку…
Андрей вынул из кармана телогрейки и протянул бойцу что-то, зажатое в кулак. Это была оборонительная граната. Шевердяев стал благодарить, но он слов бойца не расслышал, быстро ползя по земле, наискось, влево от танка.
Глава 2
По приказу фюрера
I
Противотанковое истребительное подразделение лейтенанта Дамма окапывалось на левом фланге хутора Хаккенов. Самый край яблоневого сада. В виду обустраиваемых позиций проходил небольшой канал, огибая хутор по широкой дуге с левой стороны. Туда стекала вода из небольших канавок. Они прорезали всю территорию хутора, будто морщины лицо его владельца. Герр Леманн – настоящий хозяин. Когда Хаген присмотрелся к этому неразговорчивому бюргеру, ему даже показалось, что система хуторских каналов в точности повторяет узоры морщин на нелюдимом, будто каменном лице человека, их прорывшего.
И в саду везде видна хозяйская рука: деревья ухожены, стволы хранят следы прошлогодней известки на коре, спилы удаленного сухостоя старательно замазаны какой-то смолой, некоторые сучья, с привоем, заботливо перевязаны. Молодые саженцы обмотаны ветошью. Будто перебинтованные руки, беспомощно торчащие из земли, с растопыренными от отчаяния пальцами. Герр Леманн сказал, что это от зайцев, в эту снежную зиму повадились шастать в сад.