рассматриваться как звуковое воплощение одной из последних картин Стюарта Сатклиффа, где он пытался выразить подсознательные ощущения.
Включенная в альбом по настоянию Леннона, который почти всю ее написал сам вместе с Йоко, «Revolution 9» практически никак не была связана с оригинальной версией — слабую связь можно было проследить лишь в повторяющейся фразе «number nine». Однако Леннон утверждал, что «она выдержана в таком же внутреннем ритме, что и первоначальная «Revolution», и включает в себя что–то около двадцати циклически повторяющихся отрывков — из произведений, найденных в архивах «EMI Records». В студии стояло с десяток магнитофонов, рядом с ними сидели люди, придерживая карандашами петли, смонтированные из магнитной ленты, до нужного натяжения, чтобы они не замялись. Я перемешивал их в разном порядке, объединял и записывал. Получилось несколько версий, пока наконец я не записал ту, которая мне понравилась. На «Revolution 9» я потратил больше времени, чем на половину всех песен, которые когда–либо сочинил».
Пестрая смесь звуков, которую обычный человек вряд ли посчитает музыкальной, сравнима с композицией Вареза «La Poeme Electronique», которая была написана к Всемирной ярмарке в Брюсселе 1958 года, и тоже была собрана буквально по секунде из различных произведений. Барри Майлз расхваливал «Revolution 9» в «International Times», называя ее пародией на «Fontana Mix» Джона Кейджа, 11–минутный коллаж «спонтанной музыки», записанный в 1958 году и считавшийся своего рода классикой, как и его более известная «немая пьеса» под названием «4'33» — именно столько времени требовалось для ее «исполнителя», когда пианист сидел перед инструментом, не прикасаясь к клавиатуре. Кашель, шелест программок и звук шагов выходящей из зала публики тоже были частью композиции.
«Revolution 9» («акустическая лакмусовая бумага вялотекущей паранойи», как выразился журнал «Rolling Stone») приобрела гораздо большую популярность, чем все ее авангардные предшественники, вместе взятые, о которых большинство покупателей диска даже не подозревали. Поэтому ее отвергали как «мусор» те, кому было скучно и неинтересно и кто считал эту композицию лишь неудачным переходом от «Cry Baby Cry» и «Goodnight». Другие, включая меня самого, не были столь уверены в своих оценках и слушали композицию снова и снова — пока «Revolution 9» не доходила до их сознания, очаровывая навсегда.
Связь между
Теперь, когда губительное присутствие Йоко в студии на Эбби–роуд развеяло все иллюзии мужского братства четверки
Как бы то ни было, Йоко и Линда были единственными гостями, присутствовавшими при метаниях группы между красочной палитрой «Sgt. Pepper» и попытками вернуться к своим мерсисайдским истокам. Они старались не оттолкнуть тех, для кого поп–музыка почти ничего не значила, пока сам слушатель не испытал запоздалого восхищения перед распадающимися
«Let It Be» включал в себя, вероятно, наименее «веселую» музыку, которую
Таким образом,
Независимо от отношения к Билли, во время записи «Let It Be» Джордж Мартин — уже не та величественная фигура, каким он был в 1962 году, — стал объектом таких же мелочных нападок, какими музыканты изводили друг друга. Это было одной из причин, почему его раздражал проект не меньше, чем их самих.
Поэтому вместо умывшего руки Мартина был приглашен Фил Спектор, чтобы отредактировать, смикшировать и привести в порядок альбом, который назовут «новым этапом» в музыке
Из всех музыкантов группы Джон Леннон и Джордж Харрисон были лучше всего знакомы с работами этого недооцененного уроженца Нью–Йорка. Он был необычайно популярен в начале 60–х годов благодаря объемной технике «стены звука», в которую он включал апокалиптическую смесь, вобравшую в себя абсолютно все, вплоть до звука воды в обычной кухонной раковине, вместе с богатым вокалом таких групп, как
После «британского вторжения» он высказывал желание поработать с
Как явствует из многочисленных подготовительных материалов Фила Спектора, распространяемых из–под полы, «Let It Be» стал результатом нескольких недель свободной импровизации, неспешных воспоминаний и бурных споров, когда Джон, Пол и Джордж обрушивались с критикой на новые сочинения друг друга.
В чудовищной атмосфере эгоизма, разногласий и интриг отвергалось все, что требовало слишком долгих размышлений. Напряженная атмосфера немного смягчилась после появления Престона, который также участвовал в знаменитом необъявленном концерте — последнем для
Впоследствии все участники, чьи музыкальные аппетиты были уничтожены проектом в целом, испытывали искушение выбросить многие мили заигранной магнитофонной пленки сессий «Let It Be», но тонкая работа Фила удовлетворила даже Пола Маккартни, который не относился к преданным поклонникам Спектора. Тем не менее Пол потребовал — правда, безуспешно, — чтобы альбом был лишен того высокопарного звучания инструментов и вокала, которое он считал лишним украшением и которое представляло собой попытку замаскировать неудачные моменты (например, слабая партия бас–гитары Леннона в «The Long And Winding Road»), а также противоречило первоначальному замыслу Джорджа Мартина. Как язвительно выразился инженер студии на Эбби–роуд Глин Джонс, Спектор «наложил на музыку огромное количество дерьма — струнные, хор и прочую дрянь».
Джонс — и Маккартни — могли иметь в виду саму композицию «Let It Be» и «The Long And Winding Road», но с коммерческой точки зрения эти вещи имели наибольший успех — как и относительно простая «Get Back». Обе песни занимали первое место в американском хит–параде Hot 100.
Тем не менее, Спектор отсутствовал в составе команды — Леннон, Маккартни, Харрисон, Старр и Мартин, — приступившей к записи последнего альбома «Abbey Road», о котором знающий Фрэнк Заппа