— Гляди-ка, Трент! — взвизгнула Лори секунду-другую спустя и так сильно подтолкнула брата в бок, что тот не устоял на ногах и упал. На улицу, где они находились, слетал резиновый коврик с надписью «Добро пожаловать».
Трент взглянул на Лори. Та ответила вызывающим взглядом.
— Вот шлепнулся бы он тебе на голову, и от тебя бы мокрое место осталось, — сказала она. — Так что советую тебе, Трент, не называй меня больше Килькой. Никогда!
Трент мрачно взирал на сестру несколько секунд, затем начал смеяться. К нему присоединилась Лори. Затем засмеялись и малыши. Брайан взял Трента за одну руку, Лисса — за другую. Они помогли брату подняться на ноги, а потом все четверо стояли плечом к плечу и разглядывали дымящуюся дыру на месте подвала — ровно посередине пришедшей в полную негодность лужайки. Из других домов по соседству начали выходить люди, но дети Брэдбери не обращали на них внимания. Или, точнее говоря, просто притворялись, что вовсе не замечают их.
— Вот это да! — весело воскликнул Брайан. — Наш домик взлетел, да, Трент?
— Да, — кивнул Трент.
— Может, там, где он приземлится, найдутся люди, которым смерть до чего интересно узнать о норманнах и этих, как их, сексонцах, — заметила Лисса.
Трент с Лори, стоявшие в обнимку, так и покатились со смеху… и тут на них на всех обрушился ливень.
К ним присоединился мистер Слэттери, живущий в доме через дорогу. Волос у него на голове осталось совсем немного, но те, что остались, липли к блестящему черепу узкими мокрыми прядями.
—
Трент отпустил сестру и взглянул на мистера Слэттери.
— Настоящее космическое путешествие, — многозначительно и мрачно ответил он, и все ребятишки снова захохотали.
Мистер Слэттери подозрительно и испуганно взглянул на оставшуюся от подвала дыру в земле и, видимо, решив, что секретность в таких делах есть лучшая доблесть, торопливо отошел на противоположную сторону улицы. И хотя дождь продолжал лить как из ведра, не пригласил детишек Брэдбери к себе в дом. Но им было плевать. Они уселись у обочины — Трент и Лори посередине, Брайан с Лиссой по бокам.
Лори наклонилась к Тренту и шепнула ему на ухо:
— Мы свободны.
— Все обстоит куда лучше, — ответил Трент. — Главное, теперь
А потом обнял их всех, своих родных сестренок и братишку, обнял, насколько хватило рук, и они сидели у обочины под проливным дождем и ждали, когда мама вернется домой.
Пятая четвертушка
Я припарковал свою колымагу за углом, посидел в темноте, потом вылез из кабины. Хлопнув дверцей, услышал, как ржавчина с крыльев посыпалась на асфальт. Ничего, думал я, направляясь к дому Кинана, скоро у меня будет нормальный автомобиль.
Револьвер в наплечной кобуре прижимался к моей грудной клетке, словно кулак. Револьвер сорок пятого калибра принадлежал Барни, и меня это радовало. Вроде бы затеянное могло служить торжеству справедливости.
Дом Кинана, архитектурное чудовище, расползшееся на четверть акра, с немыслимыми башенками и изгибами крыши, окружал железный забор. Ворота, как я и рассчитывал, он оставил открытыми. Раньше я видел, как он кому-то звонил из гостиной, и интуиция подсказывала, что разговаривал он с Джеггером или Сержантом. Я бы поставил на Сержанта. Но ожидание подходило к концу.
Я ступил на подъездную дорожку, держась поближе к кустам, прислушиваясь к звукам, отличным от завывания январского ветра. Ничего постороннего не услышал. По пятницам служанка, постоянно жившая в доме, отправилась на какую-нибудь вечеринку. Так что этот мерзавец пребывал в гордом одиночестве. Дожидался Сержанта. Дожидался, хотя и не подозревал об этом, меня.
Открытыми он оставил и ворота гаража, и я скользнул в темноту. Различил силуэт черной «импалы» Кинана. Попробовал заднюю дверцу. Тоже не заперта. Кинан не годился на роль злодея, отметил я: слишком доверчив. Я залез в машину, устроился на заднем сиденье, затих.
Теперь сквозь ветер до меня доносилась музыка. Хороший джаз. Возможно, Майлс Дэвис. Кинан, слушающий Майлса Дэвиса со стаканом джин-тоника в холеной руке. Идиллия, да и только.
Ожидание затянулось. Стрелки часов ползли от половины девятого к девяти, потом к десяти. Да уж, времени на раздумья мне хватило. Думал я главным образом о Барни, потому что другие мысли не шли в голову. Думал о том, как он выглядел в той маленькой лодке, когда я его нашел, как он смотрел на меня, какие бессвязные звуки слетали с его губ. Двое суток его носило по морю, и цветом кожи он напоминал свежесваренного лобстера. А на животе, в том месте, куда попала пуля, запеклась черная кровь.
Он все-таки сумел добраться до коттеджа, но лишь потому, что ему повезло. Повезло в том, что добрался, повезло в том, что все-таки смог что-то сказать. Я держал наготове пригоршню таблеток снотворного, на случай, если говорить он не сможет. Я не хотел продлевать его страдания. Если бы для этого не было веской причины. Как выяснилось, причина была. Он рассказал мне очень любопытную историю, почти всю.
Когда он умер, я вернулся в лодку, нашел его револьвер сорок пятого калибра. Он держал его в маленьком рундуке, в водонепроницаемом пакете. Потом я отбуксировал лодку на глубину и затопил. Если б пришлось писать эпитафию на его надгробном камне, я бы написал о том, что простофили рождаются каждую минуту. И большинство из них — хорошие ребята… такие, как Барни. Но вместо сочинения эпитафии я начал разыскивать тех, кто замочил его. Мне потребовалось шесть месяцев, чтобы выйти на Кинана и убедиться в том, что Сержант каким-то боком тоже к этому причастен. Настырность — не самая худшая черта характера. Вот я и оказался в гараже Кинана.
В двадцать минут одиннадцатого фары осветили подъездную дорожку, и я присел на пол «импалы». Автомобиль остановился у самых гаражных ворот. По звуку мотора я определил, что это старый «фольксваген». Потом водитель повернул ключ зажигания, открыл дверцу, что-то пробурчав, вылез из маленькой машины. Зажглась лампа на крыльце, открылась входная дверь.
— Сержант! — крикнул Кинан. — Ты припозднился. Заходи, пропустим по стаканчику.
Я еще раньше опустил стекло. А теперь высунул ствол, держа рукоятку обеими руками.
— Не шевелиться!
Сержант уже поднялся на три ступеньки. Кинан, радушный хозяин, вышел на крыльцо, чтобы встретить его и проводить в дом. Их силуэты четко прорисовывались в свете, падающем из двери. Едва ли они видели меня, а вот револьвер скорее всего видели. Револьвер крупного калибра.
— Кто ты такой, черт бы тебя побрал? — спросил Кинан.
— Джерри Тарканян, — ответил я. — Только шевельнитесь, и я проделаю в каждом по дыре, через которую можно будет смотреть телевизор.
— Шпана какая-то, — пробурчал Сержант, но не шевельнулся.
— Главное, не дергайтесь, и тогда все будет хорошо. — Я открыл дверцу «импалы», осторожно выскользнул из кабины. Сержант посмотрел на меня через плечо, я заметил злой блеск его глаз. Рука ползла к лацкану двубортного пиджака пошива 1943 года.
— Руки вверх, говнюк.
Сержант поднял руки. Кинан успел опередить его.
— А теперь спускайтесь с лестницы. Оба.
Они спустились, и в свете лампы я разглядел их лица. Кинан выглядел испуганным, а Сержант словно