толпу, он наконец пробился к воротам. Створки ворот были наглухо закрыты, стражи нигде не было видно. Коли так… Быстро повернувшись, Гэнгоэмон протиснулся назад и вскочил на сменного коня князя, Асадзуму. От удара нагайкой конь рванулся вперед, подняв столб пыли, и в мгновение ока домчал седока к воротам Сакурада. Однако и здесь неистовствовала толпа: челядь собравшихся в замке даймё вопила и стенала под стенами.

В отчаянии Гэнгоэмон снова повернул коня и поскакал к воротам Отэ. В этот миг распахнулась малая дверца в створке ворот, кто-то вышел из замка, и толпа немедленно окружила вестника.

— Тихо! Тихо! — раздался зычный голос. Это был один из старших офицеров замковой стражи Гэндоэмон Судзуки.

— В ссоре участвовали князь Асано Такуминоками и Кодзукэноскэ Кира. Более никто в деле не замешан, — объявил он.

Взволнованный гул прокатился по толпе. Те, кто стоял в задних рядах и ничего не слышал, ожесточенно проталкивались вперед. Видя это, несколько младших стражников выбежали к толпе и громко прокричали то же самое. Затем сообщение написали на большой доске и пронесли ее вдоль коновязей, что позволило в конце концов восстановить порядок.

Гэнгоэмон, услышав слова глашатая, окаменел в седле и некоторое время не мог пошевелиться. Известие о пролившейся крови поразило его. Хотя в глубине души он и опасался чего-то подобного, сердце отказывалось верить, уповая на счастливый исход. Может быть, глаза так воспалены, что он неправильно прочитал начертанные на доске иероглифы?..

— Катаока, ваша милость! — окликнул его кто-то.

Обернувшись, Гэнгоэмон увидел обращенное к нему мертвенно-бледное неподвижное лицо Тадасити Такэбаяси. Сдерживая бешеное биение сердца, оба долго молчали.

— Он все-таки не стерпел! Он сделал это! — горестно выдохнул Гэнгоэмон.

В ответ Тадасити с потерянным видом, словно в забытьи, со слезами на глазах только молча кивнул. Слова Гэнгоэмона, прозвучавшие как страшное свидетельство случившегося с господином несчастья, на миг высвободили чувства, которые самурай доселе скрывал в тайниках души.

— Ты пока постарайся успокоить всех наших, а я попробую переговорить со стражниками, узнаю, как там его светлость, расспрошу поподробнее, как все было, — взяв себя в руки, сказал Гэнгоэмон и поспешил к воротам. Завидев там офицера замковой стражи Дэмпатиро Окадо, он представился:

— Гэнгоэмон Катаока, вассал его светлости князя Асано.

— А-а! — Дэмпатиро обернулся, и в глазах его сверкнул приветливый огонек.

Дэмпатиро слыл при дворе честным служакой. Подлая натура Киры ему была глубоко отвратительна, и сейчас он не мог побороть невольного сочувствия к князю Асано. Однако по долгу службы Дэмпатиро не позволял себе явно обнаружить симпатии и потому в ответ на расспросы Гэнгоэмона ограничился лишь кратким и внятным изложением фактов.

Гэнгоэмон выслушал, не обнаруживая своих истинных чувств.

— …Князь держится настолько спокойно, с таким достоинством, что я, право, поражаюсь, — закончил стражник.

Гэнгоэмон поднял голову и посмотрел собеседнику в глаза горящим взором:

— Так значит, Кира… И его светлость…

— Да, — прозвучал мрачный ответ, — это можно трактовать как попытку убийства, а заодно и самоубийства… Впрочем, коль скоро рана легкая и нет опасности для жизни…

Но если так, стало быть, его светлости так и не удалось отомстить за обиду?.. Тяжкое предчувствие словно тисками сдавило сердце Гэнгоэмона.

Еще вчера вечером князь говорил им с Тадасити: «Успокойтесь!» Можно было допустить, что терпению господина пришел конец и случилось то, что случилось. Но легкая рана! Опасности для жизни нет… Разве уже одно то, что подлость осталась безнаказанной, что негодяй уцелел и теперь жизнь его вне опасности, не должно рассматриваться как оскорбление всему дому Асано?

При этой мысли Гэнгоэмон, не стесняясь своего собеседника, уронил слезу. Впрочем, он тут же собрался с духом и, решив, что рассчитывать на свидание с князем сейчас все равно не приходится, откланялся. Снова вскочив на коня, он помчался домой, в усадьбу Тэнсо.

Навстречу ему выбежали все обитатели усадьбы. Самурайский старшина Хикоэмон Фудзии сказал дрожащим голосом:

— Катаока, вот ведь какое несчастье! Ну, что там?

Неодобрительно посмотрев на растерянного Фудзии, Катаока твердо ответил:

— Что бы ни произошло, нам остается только ждать дальнейших известий и сохранять спокойствие. И никакой паники!

— А теперь поскорее принесите мне письменный прибор, — коротко бросил Катаока стоявшему рядом самураю.

В любом случае необходимо было дать знать о случившемся своим, в замок Ако. Он немедля взялся за кисть и кратко изложил в письме все обстоятельства дела. Закончив словами: «Примите к сведению. Ваш покорнейший слуга. С почтением», — поставил число: 14-й день 3-й луны, вторая половина часа Змеи.[69] Подписался полным именем с замысловатым росчерком: Гэнгоэмон Такафуса Катаока.

Письмо было адресовано командору, предводителю самурайской дружины и коменданту замка Кураноскэ Оиси.

Вызвав двух самураев, Самбэя Каяно и Тодзаэмона Хаями, Катаока обратился к ним:

— Придется потрудиться, милостивые государи. Нужно срочно доставить это послание в Ако и передать лично в руки его милости Оиси.

— Будет исполнено! — отвечали самураи.

Не тратя время даже на то, чтобы забежать домой и там переодеться в походную одежду, гонцы в чем были, прямо в парадных костюмах, сели в скоростные паланкины,[70] бросив лишь коротко: «Прощайте!» Носильщики дружно припустили рысью, и казалось, они готовы за один переход покрыть все расстояние в сто семьдесят пять ри,[71] отделявшее Эдо от замка Ако в провинции Бансю.[72]

Ёсиясу Янагисава Дэваноками, узнав о происшествии в Сосновой галерее, принял известие так, будто он давно предвидел нечто подобное. Тем временем его высочество сёгун Цунаёси, готовясь к приему императорских посланников, совершал ритуальное омовение проточной водой. Посланник государя-инока также должен был вскоре прибыть в замок. Однако князь Асано явно не мог более выступать в качестве распорядителя приема, да и залитый кровью флигель Сироки уже не годился для церемонии.

В смятении придворные бросились к купальне, чтобы поскорее сообщить его высочеству о неожиданно возникших чрезвычайных обстоятельствах. Янагисава, как приближенный к особе сёгуна, дежурил в Банном павильоне.

Приказав прекратить галдеж, фаворит дождался, пока сёгун закончит омовение, выждал еще немного, пока его высочеству уложили прическу и облачили его в парадное одеяние, а затем тихонько сам доложил обо всем по порядку:

— Только что в Сосновой галерее князь Асано Такуминоками напал с мечом на Кодзукэноскэ Киру и нанес ему легкое ранение. Пока что князя уняли, а Кире оказали первую помощь. Галерею запачкали, сейчас ее прибирают. Опасных для жизни ран не наблюдается. Сейчас надо поскорее назначить кого-то распорядителем вместо князя. Кстати осмелюсь спросить, соизволит ли ваше высочество разрешить проводить прием в том же помещении?

Судя по всему, Цунаёси был поражен чрезвычайным происшествием в замке. Однако видя, что Янагисава остается невозмутим, сёгун, казалось, сумел превозмочь замешательство и восстановить столь