высочества сёгуна Кэйсё Индэн. Сейчас он прибыл, чтобы договориться об отдельной аудиенции и засвидетельствовать почтение после окончания приема. В Сосновой галерее [64] ответственные сопровождающие-распорядители церемонии князья Асано и Датэ вместе с высшими сановниками ожидали прибытия посланников императора и императора-инока. Ёсобэй, завидев князя Асано, подошел к нему с просьбой:
— Когда изволите закончить прием, не откажите в любезности сообщить мне об этом.
— Конечно, не беспокойтесь, — негромко ответил князь.
Поклонившись, Ёсобэй уже собрался уходить, но тут его окликнул Кира:
— Не знаю уж, о чем вы сейчас договаривались, милостивый государь, но да будет вам известно, что по всем вопросам, связанным с визитами, следует обращаться к вашему покорному слуге.
Тем самым Кира давал понять, что князя Асано здесь ни в грош не ставят. Не удовлетворившись произведенным эффектом, он громко неприязненно добавил:
— Разве князь Асано вообще что-нибудь понимает?! — и обвел взором присутствующих.
Галерея была полна народу. Если до сих пор князь скрепя сердце заставлял себя сдерживаться, то при этих словах терпение его лопнуло.
— Да помнишь ли ты?!.. — воскликнул он.
Запнувшись на полуслове, князь молниеносным движением, сидя на коленях, выхватил малый меч, притороченный к поясу, и нанес удар, целясь в своего обидчика. Лезвие, звякнув, соскользнуло с металлического обода шапки эбоси. Вторым ударом он полоснул отпрянувшего сановника от плеча по спине, но не дотянулся. Кира, отделавшийся легкими ранами, в ужасе завопил: «А-а-а!» — и, позабыв о стыде, попытался спастись бегством. Лицо его было залито кровью, от плеча до середины спины по платью протянулась багровая полоса. Видя, что противник от него ускользает, князь, размахивая окровавленным мечом, бросился в погоню. В этот миг чьи-то сильные руки обхватили его сзади и знакомый голос произнес:
— Вы с ума сошли!
Князь пытался вырваться, но напрасно — Ёсобэй Кадзикава, слывший среди приближенных сёгуна непревзойденным мастером меча, крепко сжимал его в объятиях.
— Пустите! Да пустите же меня! — кричал князь, и в голосе его слышалась мука.
— Вы находитесь в замке сёгуна! — урезонивал его Ёсобэй, не ослабляя железной хватки.
Монах Канкюва, прибиравший Сосновую галерею, бросился на помощь Ёсобэю и перехватил руку князя, в которой был зажат меч.
Тем временем Кире удалось скрыться во внутренних покоях. Князь Асано, по лицу которого было видно, что он еще далеко не успокоился, должно быть, оставил мысли о сопротивлении. Придворные врассыпную ринулись из гостиной. Это был гром среди ясного неба. Дворец наполнился шумом и суетой, как потревоженный муравейник.
Князь повернулся к Ёсобэю, все еще удерживавшему его, и сказал ровным голосом:
— Я не сошел с ума. Понимаю, что нарушил все правила и установления, так что теперь мне остается только ждать кары. Отпустите, пожалуйста, руки.
Однако Ёсобэй полагал, что опасность еще не миновала, и не спешил внять просьбе князя.
— Говорю вам, я больше не обнажу меча. Не думайте, что я готов поднять оружие на верховную власть, — снова тихо произнес князь.
Холодная и бесстрастная покорность судьбе словно омыла его лик ледяной водой. Встречая растерянные, смятенные взгляды придворных, он с грустью вспомнил о своих верных вассалах, которые так болели душой за господина. При мысли о них взор князя затуманился, горячая влага окропила уголки глаз.
Тем временем Кодзукэноскэ Кира добежал до самой веранды при Вишневых покоях и там обессиленно рухнул на пол. Его залитое кровью лицо было искажено испугом. Ноги отказывались поддерживать тело, все члены уморительно тряслись, будто разболтавшись в суставах. Похоже было, что князя Асано удалось удержать, и погони можно было уже не опасаться… Заметив кровь на парадном кимоно, Кира, с трудом ворочая онемевшим от ужаса языком, словно во сне, завопил:
— Врача! Скорее врача!
Вбежавшие следом придворные во главе с Синагавой Бунгоноками, перенесли пострадавшего во внутренние покои и постарались оказать ему первую помощь. Раненый все никак не мог унять бившую его дрожь. Его хотели поднять на ноги, но ничего не получилось: колени у Киры все время подгибались и он заваливался то в одну сторону, то в другую. Над губами бисеринками выступил пот, а сами губы стали землистого цвета.
Из коридора в комнату вошел князь Ясутэру Вакидзака Авадзиноками, хозяин грозного замка Тацуно в провинции Бансю. Увидев столь жалкое зрелище и ухмыльнувшись, он бесцеремонно изрек с плохо скрываемой иронией:
— Залитые кровью доспехи — зрелище нередкое, а вот чтобы парадные балахоны так были кровью перепачканы, мне пока видеть не доводилось!
Кира, уловив иронический тон в словах князя Ясутэру, не столько рассердился, сколько испугался еще более. Кто знает, что с ним станется, если все эти
Лечить Киру взялся придворный хирург Ётэй Ёсимото. Рана на спине была довольно серьезной, не меньше пяти сунов[65] длиной. На лбу же оказалась просто царапина, поскольку железный обруч в основании шапки эбоси принял на себя удар. Кира немного успокоился. До этого момента он считал, что уже умирает.
В это время явились офицеры Охранного ведомства,
— А… а там кто? — осведомился он.
— Там его светлость Такуминоками, — ответил один из офицеров.
Несколько ранее сюда привели князя Асано, успевшего поправить гербовую одежду[67] и теперь сидевшего на удивление смирно. Князь вел себя так тихо, что можно было и не догадаться о том, что за ширмой кто-то есть.
Кира вконец оробел.
— Нет, так не пойдет, — пробурчал он. — Это же опасно! А что, если он на меня опять набросится?!
—
Однако Кира никак не мог успокоиться. Само безмолвие, царившее за соседней ширмой, все более и более наводило на него страх. Он не мог отогнать от себя мысль о том, что вот сейчас этот разнузданный мужлан пинком ноги отшвырнет ширму и снова ринется к нему.
Тем временем слухи о чрезвычайном происшествии уже разнеслись за пределы замка. Еще никто не знал точно, кто на кого напал, но весть о том, что в замке кого-то ранили мечом, уже разнеслась от ворот Отэ и Сакурада через коновязи, передаваемая от одного к другому, достигла ушей расположившихся во внешнем дворе самураев из свиты князей, и весь двор загудел, как взбудораженный улей. Самураи беспокоились о судьбе своих сюзеренов, и вскоре все они, смешав ряды, отталкивая друг друга, уже толпились в воротах, пытаясь проникнуть в замок. Пыль клубами вздымалась над двором.
Если смотреть от главных ворот Отэ, можно было подумать, что черная людская волна грозит запрудить все и вся, стремительно захлестывая вход. Видя, что происходит, стража немедленно закрыла ворота. Плотная толпа кишела снаружи, оглашая окрестности оглушительным гомоном. В толпе выделялся смертельной бледностью Гэнгоэмон Катаока, старший телохранитель князя Асано. Отдавшись течению, он плыл в этом людском море, безмолвный, как надгробие, но душу его томила страшная догадка. Растолкав
