Казалось, от звука ее тихого голоса Карлос немного успокоился и взял себя в руки.
– Что ты имеешь в виду под иными способами?
– Если Нин пропадет без вести, недоверие к Москве в кабинете министров еще возрастет и все примутся что есть силы осуждать действия России. Но, мне кажется, если повести дело обдуманно, исчезновение Нина вовсе не навлечет критику на нашу партию. Например, в том случае, если его исчезновение неоспоримо докажет его связь с фашистами.
Кирико впился глазами в Марию. Он и представить себе не мог, к чему она вела.
Карлоса ее слова, казалось, заинтересовали.
– Ага, ты, видно, что-то придумала. Ну говори.
Мария выдержала паузу, затем объяснила им свой план.
Выслушав ее, Кирико изумился.
Как он почувствовал и в первый раз, столкнувшись с ней в деле Флинна, Мария была совершенно исключительной женщиной. Только что она, не дрогнув ни единым мускулом, вырывала Нину ногти, снимала с него кожу. Теперь – выступила с планом, невероятным по своей дерзости.
Непостижимая женщина.
На лестнице у караульной комнаты послышался беспорядочный топот.
Гомес бросил газету. Он растолкал еще одного тюремщика, Родригеса, прикорнувшего на кровати.
– Вставай быстрее. Кто-то идет.
Как раз когда Родригес вскочил с кровати, дверь распахнулась и в комнату с шумом ввалились несколько мужчин с пистолетами в руках. Все они были крупные, с квадратными подбородками и голубыми глазами, точно не испанцы, и одеты в защитную форму.
– Кто вы такие? Что вам здесь нужно? – выкрикнул оробевший Гомес, испуганный количеством налетчиков. Он не мог понять, как эти люди с такой легкостью проникли в хорошо охраняемую подземную тюрьму штаба НКВД. Как они сюда попали?
Налетчики обезоружили тюремщиков, разговаривая между собой громкими голосами. Что они говорили, Гомес не понимал, но ему показалось, что говорили они по-немецки. Ему удалось разобрать слова «гестапо» и «Андреу Нин».
Гомес взглянул на Родригеса:
– По-моему, это немцы. Кажется, из гестапо.
Лицо Родригеса скривилось в удивлении и испуге.
– Гестапо? Откуда здесь гестапо?
– А я почем знаю?
Человек, который, по всей видимости, был командиром группы, взял со стены связку ключей и бросил их Гомесу.
– Ми – гештапо, – проговорил он с сильным немецким акцентом, с трудом подыскивая слова. – Веди нас к Нин. Мы пришли помочь Нин. Сопротивляться – убиваем.
Гомес позеленел. Это действительно было гестапо.
Он хорошо знал по рассказам, насколько ужасной была эта организация. Если к тому же принять во внимание, что налетчики превосходили тюремщиков числом, было совершенно ясно, что перечить нельзя. То, что они добрались сюда, значило одно – весь штаб занят.
Вполне возможно, дело обстояло еще хуже – наверное, фашисты произвели внезапное нападение на Алькала-де-Энарес и весь город, скорее всего, уже находился в руках мятежной армии.
Гомес кивком сделал знак Родригесу и подал ему пример, первым выйдя в полутемный коридор. О сопротивлении и думать было нечего.
Под прицелом пистолетов двое тюремщиков вынуждены были отвести немцев к камере Нина.
Гомес отпер дверь.
Нин лежал на изодранном матрасе, постеленном прямо на полу. На кусках ваты, выглядывавших из дыр матраса, виднелась кровь.
Налетчики отстранили тюремщиков и вошли в камеру.
Четверо взяли Нина за руки и за ноги и без всяких усилий подняли его с пола. Нин, обессиленный от пыток, лишь тихо застонал, не в силах сопротивляться чему бы то ни было.
Когда Нина вынесли, тот человек, который показался тюремщикам командиром, приказал двоим оставшимся подчиненным связать тюремщиков. Пока они выполняли приказ, он достал из кармана какие-то бумаги и немецкие купюры и разбросал их в камере.
Затем, холодно взглянув сверху на лежавших на полу тюремщиков, проговорил:
– Мы забираем Нина с собой. Мы не можем оставить товарища в беде. Хайль Франко! Хайль Гитлер!
Подняв правую руку, он сделал приветствие на фашистский манер и удалился.
Сидевший за рулем Кирико вылез из грузовика. Ему было видно, как группа одетых в защитную форму людей вынесла Нина из здания. В штабе НКВД стояла полная тишина – преследователей не было.
Подойдя к нему, Мария проговорила твердым голосом:
– Гони прямиком в Валенсию.
От нее едва заметно пахло спиртным. Наверное, снова выпила.
– А там что?
– Карлос приготовил русское судно.
Кирико взглянул на нее:
– Ты собираешься послать Нина в Россию?
– Именно. Там с ним и покончат. Если, конечно, он доживет до России.
Кирико тихо вздохнул.
Мария вызывала у него физическое отвращение.
Революционный дух живет в сердцах как мужчин, так и женщин, но ему казалось, что в душе Марии кроется нечто иное.
Люди в защитной форме принесли Нина к грузовику.
Рикардо, поджидавший их в кузове, поднял Нина наверх.
Кирико повернулся к Марии:
– Это ты здорово придумала – поручить дело немцам. Только вот никак не пойму, откуда ты их достала.
В свете луны ярко блеснул кулон у нее на груди.
– В батальоне Тельмана.
– Как – в батальоне Тельмана?
Этот батальон Интернациональной бригады, названный в честь руководителя Немецкой коммунистической партии Эрнста Тельмана, состоял из немцев.
Мария сухо усмехнулась:
– Я попросила комиссара бригады, чтобы он набрал мне солдат, которые бы смотрелись как самые настоящие гестаповцы. Ты бы видел, какие у них были физиономии, когда они узнали, в чем состоит задание. Ну совсем потерянные. Понимаешь, в Германии гестапо их всех здорово потерзало. А тут им изображать это самое гестапо! Любой напугается.
Кирико, несколько возмущенный ее тоном, ничего не ответил.
После того, как Рикардо поднял Нина, немецкие солдаты тоже забрались наверх в кузов.
Мария заняла место рядом с водителем, Кирико сел за руль.
Он завел мотор и медленно тронулся с места. Грузовик могли обстрелять, поэтому ехать придется с выключенными фарами. Ехать при одном лишь лунном свете будет нелегко, но как-нибудь да удастся, наверное, попасть в Валенсию до рассвета.
Мария нарушила молчание:
– Заголовки в завтрашних газетах должны быть такие: «Нина отбил спецотряд гестапо армии Франко». Тогда можно будет навсегда стереть Нина с лица земли, да и верное доказательство того, что он поддерживал связи с Франко, тоже окажется налицо. Одним ударом двух зайцев убили.
Наверняка в кабинете министров что-то заподозрят и вряд ли поверят в эту историю.
