– На это были какие-то особые причины?

– Я заказал их одному ювелиру, как своего рода талисманы, перед отъездом в Москву. Чтобы наши сердца всегда были вместе, даже если судьба разлучит нас. Поэтому я и попросил, чтобы ювелир выгравировал на них первые буквы наших имен.

Рюмон достал кулон и принялся внимательно разглядывать его.

– Первые буквы? А я ничего здесь не вижу, кроме трех соединенных по вертикали треугольников.

– Нет, не по вертикали. Надо смотреть по горизонтали. Вот видите: соединенные в ряд три буквы «К».

И правда, на кулоне действительно можно было рассмотреть три буквы «К».

Рюмон вдруг понял, что что-то не сходится.

– Постойте-ка. Почему же первые буквы ваших имен дают три «К»? Вас зовут Кацудзи, вашу дочь – Кадзуми, это понятно. Но первая буква имени Мария – «M», a не «К».

Гильермо тихо откашлялся и проговорил:

– Ее настоящее имя не Мария.

Рюмон склонил голову:

– То есть как это? Вы хотите сказать, что «Мария», как и «Рикардо», и «Гильермо», – всего лишь партийная кличка, под которой ее знали в партии?

Гильермо прижал платок ко рту и еще раз прокашлялся.

– Нет, ей дали это имя, когда она приехала из Японии в Мексику. Ее покойная мать, Катано Таки, была любовницей некоего Номияма, и Мария – их внебрачная дочь.

Не поспевая за таким стремительным поворотом событий, Рюмон уже собрался прервать рассказ Гильермо и вдруг передумал: он понял, что ему уже приходилось слышать имя «Номияма».

Гильермо тем временем продолжал:

– Когда Марии было двенадцать, про Таки и Марию узнала законная жена Номияма. Она подняла шум, и в конечном счете Таки покончила с собой, приняв яд. Мария, таким образом, осталась сиротой, и ее взяли к себе родственники в Мексике – бабушка, дедушка и дядя.

– Постойте-ка. Боюсь, я уже потерял нить. Только вот имя Номияма мне смутно знакомо. Скажите, кто он?

– Я и сам знаю о нем не много, но, по-моему, он был журналистом. И звали его на самом деле по- другому: Номияма – его фамилия до брака. Он женился на женщине из какого-то старинного рода и наследовал ее фамилию. Однако при Таки он, видимо, не любил называться своим новым именем и использовал прежнее.

Журналист… Номияма… Страшное подозрение шевельнулось в груди.

Рюмон схватил Гильермо за плечо:

– Скажите, как звали Марию на самом деле? Скажите, что это за имя на «К»?

Гильермо уже открыл рот, чтобы ответить, когда вдруг из глубин склада донесся негромкий крик.

Рюмон мгновенно пришел в себя. Куда делась Тикако? Времени прошло больше чем достаточно, чтобы вернуться с водой.

Почти сразу же послышался грохот обвалившихся книг.

Рюмон встал. Все его тело напряглось от страшного предчувствия.

Гильермо тоже приподнялся с беспокойством в глазах.

– Что там вдруг случилось? Судя по звукам, дело неладно, – сказал он.

Оставив его слова без ответа, Рюмон бросился на поиски.

Заглядывая в каждый проход между книжными полками, он быстро двигался вперед. Никого видно не было. В свете люминесцентных ламп виднелись лишь груды книг, обступавшие его со всех сторон. В глубине склада было темно, и разглядеть что-либо было невозможно.

Сам не свой от беспокойства, Рюмон позвал Тикако.

Ответа не последовало. Он позвал ее еще раз:

– Тикако? Где ты? Отвечай! Вдали раздался мужской голос:

– Я же говорил тебе: разговаривать только по-испански. Ты что, забыл?

Рюмон застыл на месте. Какое-то время он не мог поверить своим ушам.

Этот голос, вне всякого сомнения, принадлежал Маталону, который, как он полагал, погиб в Пилетской пещере.

Стоя перед дверью сейсмологической лаборатории, Ханагата Риэ нажала на кнопку, сделав сначала два длинных, затем три коротких звонка.

Кадзама Симпэй задрал голову и, расставив указательный и средний пальцы, показал видеокамере знак победы.

Дверь автоматически раскрылась, пропуская их в темную прихожую. Поднявшись по лестнице до последнего этажа, они прошли до самого конца коридора.

В офисе антитеррористического отдела службы безопасности за письменным столом сидел в одиночестве майор Клементе и ел круассан с какой-то начинкой. Не переставая жевать, он свободной рукой показал им на стулья.

Риэ и Кадзама сели перед ним.

Клементе запихал остатки круассана в рот и методически облизал пальцы. Затем залпом осушил бокал красного вина.

Скрывая раздражение, Риэ вежливо проговорила:

– Позвольте спросить, зачем мы вам понадобились на этот раз? Я полагала, что, поскольку мы отдали вам карту тайника с золотыми слитками, наши обязательства перед вами уже выполнены.

Клементе вытер рот платком. Затем подтянул галстук кверху и поправил очки на носу.

– Я позвал вас, чтобы доложить о результатах. Если они вам, конечно, интересны.

Кадзама возбужденно заерзал на стуле и спросил:

– Так, значит, он вам все-таки пригодился, тот листок, да?

Клементе поскреб лысину:

– Я показал его одному ученому по имени Антонио Биясанте – специалисту по истории Толедо. Так вот, его ваш листок заинтересовал настолько, что он решил произвести тщательное расследование и сегодня, еще до полудня, отправился вместе со своими сотрудниками в подземелье под Алькасаром. И нашел в одном углу арабских бань – на уровне ниже юго-восточного хода – небольшое отверстие, о котором раньше не знал. На стене над отверстием был вырезан вот этот знак. Взгляните, Биясанте переслал мне его по факсу.

Клементе достал из кармана сложенный лист бумаги и развернул его на столе.

Риэ наклонилась над ним и на лице ее застыло удивление. На листе был чертеж странной формы, состоящий из трех перекрывающих друг друга треугольников.

– Но это же точь-в-точь как тот кулон, который был у Хоакина. Мне его однажды показывал Рюмон…

Клементе сложил листок и убрал его в карман.

– Я от тебя про это уже слышал и сразу сообразил, что к чему. Не иначе Хоакин, когда выбрался из подземной пещеры, решил оставить на стене рядом с выходом какую-нибудь метку, чтобы потом найти тайник с золотом, вот и нацарапал там этот рисунок. Правда, потом он тронулся умом, и, в конечном счете, метка эта ему не пригодилась.

Кадзама подался всем телом вперед:

– И что же было дальше? Биясанте полез в это отверстие?

– Да. Он отправил мне телеграмму, что обнаружил вход в подземелье, наскоро собрал снаряжение и спустился в пещеру. Ему и раньше приходилось исследовать подземные ходы Толедо. Исследование пещер в этой местности для него дело привычное.

Риэ придвинулась поближе к Клементе:

– Ну и что же он нашел?

Тот ответил без запинки:

– Примерно час назад пришла вторая телеграмма. Никаких золотых слитков в пещере не оказалось.