на самом деле мама умерла из-за разбитого сердца. Это звучит несколько сентиментально, но это так. Когда папа умер, она потеряла ко всему интерес. Она отказывалась от еды, думаю, она и спала плохо. Она даже не плакала. Она постоянно сидела у окна, глядя в сад, и по ее выражению я понимала, что думает она о нем, возможно, разговаривает с ним. Она была твердо убеждена, что после своей смерти встретится с ним. Ей хотелось умереть. Когда она заболела из-за того, что в доме было очень холодно, так как у нас не хватало денег на уголь, она даже не прилагала усилий выздороветь. Я обычно пыталась разговаривать с ней о будущем, о том, чем мы будем вместе заниматься, и в то же время я осознавала, что она ускользает, горя желанием быть с папой и совершенно не интересуясь тем, что будет со мной.

Герцогиня вытерла слезы.

— Что же случилось с тобой, бедная моя Гардения? — спросила она.

— Мама умерла в прошлую субботу, — ответила Гардения, и голос ее при этих словах дрогнул. — В последний момент, после того, как она была без сознания почти целый день, она внезапно открыла глаза и улыбнулась. Она ничего не говорила, она даже не видела, что я склонилась над ней. Создавалось впечатление, что она смотрит прямо на папу и счастлива, что может видеть его вновь.

Горло сдавил спазм, и какое-то время Гардения не могла вымолвить ни слова. Потом, сделав над собой усилие, она продолжила:

— Как только новость, что мама умерла, распространилась, я сразу же получила письмо от фирмы, которая владела закладной на наш дом. В письме сообщалось, что они хотят получить причитающуюся им собственность как можно скорее. Это жуткие люди, они всегда торговались и пугали нас, если мы на день задерживались с выплатой. Наверное, у них уже давно на примете был выгодный покупатель. Как бы то ни было, они четко дали понять, что я больше не могу там оставаться. Да я и сама не хотела. А так как у меня не было денег, мне унизительно было встречаться с лавочниками.

— Я им, конечно же, заплачу, — сказала герцогиня, — всем до единого.

— Я надеялась, что вы это скажете! — плакала Гардения. — Они все были так добры к нам, продлевая наш кредит неделя за неделей, а когда мама болела, они посылали ей цветы и особую еду для больных, которую я даже не заказывала. Они надеялись, что это хотя бы чем-то поможет ей.

— Я отправлю им деньги сегодня же, — твердо проговорила герцогиня. — Мой секретарь выпишет чеки. О, девочка моя, если бы я все это знала! Почему же ты не написала мне, несмотря на протесты твоей матери?

— Не забывайте, тетя Лили, я не видела вас целых семь лет, — ответила Гардения, — да и видела я вас всего дважды за всю свою жизнь. Первый раз — когда я родилась, и именно благодаря вам меня назвали Гарденией.

— Да, да, конечно, — прервала ее герцогиня. — Я совсем забыла. Я приехала повидать твою мать через несколько дней после твоего рождения и привезла с собой целую корзину гардений из цветочного магазина в Лондоне. Когда твоя мама увидела их, она засмеялась. «Как это похоже на тебя, Лили, — сказала она, — я надеюсь, что малышка будет такой же красивой, как ты. Мы назовем ее Гарденией».

— Мама мне часто рассказывала о вашем подарке, — сказала Гардения, — всегда смеялась над тем, что он был до нелепости экстравагантным и шикарным в то время, как мой отец и мама пытались добыть денег, чтобы заплатить доктору и сиделкам и купить мне детское приданое, которое было очень бедным.

— Так вот в чем дело! — сдавленно вскричала герцогиня. — А я не понимала. Я так долго была богатой. Все, чего мне хотелось, всегда клали к моим ногам, и я забыла, что значит быть бедной. Я старше твоей матери, и к тому времени, когда она выросла, я уже вышла замуж и жила в Париже. Наверное, я никогда не задумывалась над тем, насколько различается наш образ жизни. О, Гардения, как же беспечна я была! Но я любила Эмилию, я действительно любила ее!

— Не надо ругать себя, — стала успокаивать ее Гардения. — Мама ничего не ждала и очень любила вас. Она часто рассказывала, как вы красивы и как, когда вы были девочками, все взгляды по дороге к церкви были обращены на вас, а мужчины, певшие в хоре, с трудом следовали текстам гимнов, поглядывая на вас поверх книг.

— А куратор в меня влюбился! — улыбнулась герцогиня. — Он часто приходил к нам на чай, и всякий раз, когда я к нему обращалась, он становился пунцовым. Я обычно специально заставляла его краснеть, чтобы лишний раз проверить, какова моя власть над мужчинами. О, дорогая, как же это было давно!

Она посмотрела на Гардению и продолжила:

— Когда мне было столько же, сколько тебе, я уже была замужем. Я хотела выбраться из дома. И Хуго Рейнбард казался мне привлекательным. Я не любила его, он мне просто нравился. Мой отец предупреждал меня на его счет, но я не желала слушать. Какая девушка может устоять, когда ей предлагают Лондон и Париж, а живет она в деревне, и в нее влюблен куратор?

— Мама говорила, что в подвенечном платье вы были похожи на ангела, — сказала Гардения. — Она часто говорила о вас. Мне очень хотелось увидеть вас, и, когда вы приехали к нам в июне 1902 — вы видите, я даже дату помню, — я поняла, что она ни в коей мере не преувеличивала вашу красоту. Я никогда в жизни не видела женщины красивее вас.

Герцогиня с улыбкой восприняла этот комплимент, но вдруг закрыла руками лицо.

— Семь лет назад, — проговорила она, — и посмотри на меня сейчас. Я постарела, мое лицо в морщинах. О, не надо пытаться спорить со мной, мое зеркало рассказывает мне всю правду. Моя красота, Гардения, дело прошлого. Но я стараюсь и буду стараться вернуть ее. Я слышала о новом открытии, что-то необыкновенное, его сделали венгры. Это специальное средство для… — Внезапно герцогиня замолчала, нетерпеливое выражение исчезло с лица. — Но сейчас я не хочу об этом разговаривать. Давай лучше поговорим о тебе. Ты правильно сделала, что приехала ко мне, деточка. Тебе больше не к кому обратиться за помощью, и мне кажется, ты очень отважная, раз решилась в одиночестве проделать такое путешествие.

— Мне больше ничего не оставалось, — сказала Гардения. — Наверное, мне следовало бы подождать немного и написать вам, но эти люди так жаждали быстрее заполучить наш дом, и я продала нашим друзьям в деревне все, что оставалось из обстановки. Мебели почти не было, да и цену высокую я запрашивать не могла, потому что была почти у всех в долгу. Мне едва хватило денег, чтобы оплатить проезд до Парижа. Я даже не осмелилась потратить деньги на телеграмму вам.

— И ты приехала вчера вечером, — задумчиво проговорила герцогиня. — Я не поверила, когда Ивонна сказала мне, что в доме находится моя племянница.

— Должно быть, эта новость крайне поразила вас, — сказала Гардения. — Я не ожидала, что у вас будет прием. Как глупо с моей стороны! Я думала, что приеду, объясню все вам, и вы все поймете.

— Я понимаю… я все понимаю, — ответила герцогиня, — но нам надо что-то решить на будущее. Как я уже говорила, мне кажется, ты не можешь оставаться здесь.

— Даже ненадолго? — с сожалением спросила Гардения. — Я понимаю, что должна найти работу. Я размышляла об этом в течение всего моего путешествия, но чем я могу заняться? У меня недостает образования, чтобы работать гувернанткой. Мои знания поверхностны. Я говорю по-французски — мама настояла на этом. Я играю на фортепьяно и немного рисую. Математика мне никогда не давалась, да и с грамматикой дела были плохи.

— Работа гувернантки превратит твою жизнь в ад, — сказала герцогиня. — К тому же, ты моя племянница.

— Да, я знаю, — согласилась Гардения. — Но что же еще можно делать? Стать компаньонкой?

— Женщина не должна наниматься в компаньонки к другой женщине, — сказала герцогиня. — Тебе, деточка, следует выйти замуж.

Гардения покраснела.

— Я всегда надеялась, — нерешительно проговорила Гардения, — как и все девушки, что однажды я полюблю. Но сначала болел папа, потом мама, и у меня не было возможности познакомиться с кем- нибудь.

— Да, ты должна выйти замуж, — твердо повторила герцогиня. — Сложность заключается в том, как все это устроить.

— Разве я не могла бы остаться здесь на некоторое время? — обеспокоенно спросила Гардения. — Я не буду вам мешать, тетя Лили, и, может быть, я буду выполнять какую-нибудь работу по дому. Я умею шить