завернулся в спальный мешок и уснул. Тина тоже задремала, прислонившись к придвинутому к стене рюкзаку. Проснулась она от тишины: ливень кончился.

Сквозь щели просачивались изумрудные лучи. Тина разбудила энбоно.

– Собирайтесь, уносим отсюда ноги! Позавтракаем потом.

– Как можно нести собственные ноги? – морщась и растирая виски, пробормотал Тлемлелх.

– Извини, я употребила идиому. Уходим. Что с тобой?

– Голова болит. После куунайгро всегда так.

Она собрала его аварийный комплект, пока он ожесточенно массировал виски и брезгливо изучал свой плащ, все еще сырой.

– Тина, плащ испачкался. Не принято, чтобы Живущий-в-Прохладе надевал грязный плащ.

– Тогда иди без плаща.

– Это тоже не принято, я ведь не полузверь! Злой Император, я не могу больше оставаться в этом хлеву и не могу выйти наружу в таком виде…

– Тлемлелх, ты будешь молчать и делать все, что тебе скажут, – зло прошипел Лиргисо.

Он явно нервничал, его вытянутые слуховые отростки настороженно подрагивали. Тина услышала тонкие голоса, отдаленные и невнятные.

– Это чливьясы, – повернулся к ней Лиргисо. – Придется подождать, когда наступит час поклонения. Тогда мы сможем уйти, им будет не до нас. Лишь бы сюда никто не заявился.

Тина усмехнулась: оказывается, энбоно иногда умеют говорить сжато и по существу, без всяких там «изумительных кхей-саро» и длинных изящных оборотов!

– Почему им будет не до нас?

– В этот час все харлийские энбоно и кхейглы, а также их полуживотные-прислужники валяются на земле и молятся своему придуманному богу. Забавный обычай… У них считается, что отвлекаться во время великой ежедневной молитвы – непростительный грех.

– Как у меня болит голова… – тихо простонал Тлемлелх.

Где-то рядом, за дощатыми стенами, громко скрипели и хлопали дверные створки, доносились писклявые голоса чливьясов, чье-то фырканье, тяжелые шаги.

– Шерплов выгоняют на пастбище, – сказал Лиргисо. – Кхей-саро, если кто-нибудь придет сюда за лопатами для уборки, вам придется парализовать его.

– Для Живущего-в-Прохладе ты подозрительно хорошо осведомлен об этой презренной скотине, – с вызовом заметил Тлемлелх, сжимая ладонями голову.

– Дорогой Тлемлелх, я смотрю, доза куунайгро совсем затуманила твои несравненные мозги, – голос Лиргисо звучал ласково и вкрадчиво, но в глазах горели бешеные огоньки.

– Мне все равно! – огрызнулся Тлемлелх. – Не могу больше, моя голова…

– Головная боль у тебя до вечера пройдет, и тогда, смею надеяться, тебе станет не все равно! Кхей- саро, я владею несколькими стадами, пастбищами в центральной части Обонгда и тремя мясоперерабатывающими заводами. Для того чтобы дела не пришли в упадок, приходится кое-что знать даже о столь низменных предметах, увы…

Лиргисо выглядел раздосадованным и почти смущенным – Тина впервые видела его таким – и, казалось, испытывал потребность оправдаться перед ней за свою осведомленность.

– Это не значит, что я излишне интересуюсь недостойными моего внимания предметами, – продолжил он, – патрон меня упаси, будь он навеки и так далее, просто я, в отличие от несравненного Тлемлелха, не люблю оставлять без контроля то, что мне принадлежит. Бизнес, как это у вас называется. Я надеюсь, кхей-саро, вы мыслите достаточно широко, чтобы это понять…

– Заткнитесь оба! – приказала Тина.

Снаружи доносилась уже другая речь – мелодичные переливчатые голоса энбоно. Лиргисо замер, его слуховые отростки завибрировали. Тлемлелх скорчился возле перегородки, обхватив голову, и ни на что больше не реагировал – видимо, куунайгро был достаточно скверным наркотиком.

Тина приникла к щели в бревенчатой стене: отсюда можно было увидеть лужайку, покрытую то ли подстриженной, то ли скошенной голубоватой травой, часть деревянного строения напротив, два запряженных тьянгарами закрытых экипажа, возок, нагруженный корзинами с округлыми розоватыми плодами, нескольких чливьясов и группу энбоно в неброских плащах. В отличие от могндоэфрийских энбоно, эти носили обувь – сандалии из переплетенных кожаных ремешков. Никакой косметики. Гребни выкрашены у одних в бежевый, у других в кирпично-красный цвет.

– Клан Учителей и Клан Обеспечивающих, – прошептал пристроившийся рядом Лиргисо.

Еще одно отличие: на их телах не было драгоценных камней, только темнели на зеленой коже пупырышки, вроде бородавок у больных озомой на Валгре.

Энбоно с бежевыми гребнями были вооружены. Пистолеты и ножи. Переключив переводчик на минимальную громкость, Тина прислушалась к разговору. Речь шла о том, что здешнее хозяйство надо проинспектировать, раз уж они завернули сюда, спасаясь от ливня, – тогда не придется вновь ехать в эту глухомань с ежегодной инспекцией через полтора лунных цикла, как положено по графику. Реплики шли сплошным потоком, но Тина уловила, что нижестоящие выясняют у вышестоящих, дозволяется ли это сделать.

– Кхей-саро, дайте мне хотя бы один парализатор! – потребовал Лиргисо.

– Обойдешься.

Он схватил ее за плечо и рывком развернул к себе. Она рефлекторно ударила, в последний момент успев придержать удар. Лиргисо стукнулся спиной о дощатую перегородку.

– Что вы сразу меня бьете, я же на вас не нападаю, – он выдавил кривую улыбку. – Мне нужно оружие. Вы понимаете, что меня могут убить? Клан Властвующей приговорил меня к смертной казни!

– За что?

– Дайте мне парализатор. Если это дурачье вломится сюда и увидит меня, их даже ваше присутствие вряд ли остановит. – Выражение ярости сделало его нечеловеческое треугольное лицо страшноватым, в глазах горел желтый огонь. – Я не люблю быть безоружным, когда за мной охотятся!

– За что тебя приговорили к смерти? За какое-нибудь гнусное убийство?

– За то, что я совокуплялся с иерархами Клана Властвующей на дипломатической вечеринке.

– Тлемлелх, это правда? – Тина повернулась к изнывающему от последствий вчерашнего кайфа Тлемлелху. – Его приговорили только за это?

– Да, – подтвердил тот. – Для харлийских энбоно это страшный позор.

– Дайте мне оружие, – повторил Лиргисо.

– Ты просто помешан на сексе… – Тина вытащила из рюкзака парализатор и протянула ему. – Держи. Если рискнешь выстрелить в меня, я отделаю тебя похуже, чем Тлемлелх в прошлый раз!

– Спасибо, кхей-саро.

Получив оружие, Лиргисо более-менее овладел собой, хотя его слуховые отростки оставались напряженными. Снаружи по-прежнему спорили, допустимо ли проводить ежегодную инспекцию сегодня, если по графику, утвержденному Великой Канцелярией Клана Властвующей, она должна состояться только через полтора лунных цикла, и вдруг ровное течение беседы сменилось всплеском сумбурных возгласов. Переводчик захлебнулся информацией – все кричали одновременно, и прибор торопливо переводил фрагменты перепутанных реплик: «Не пускайте!.. Жемчужинка моя, не надо это кушать!.. Кто недосмотрел?.. Что теперь делать?.. А кому велели присматривать?!.. Пока все не съест, не остановится… Вы недосмотрели, вам и отвечать…»

Припав к щели, Тина в первый момент оцепенела. Рост энбоно, которых она видела до сих пор, колебался в тех же пределах, что и рост взрослых людей. Серокожие неги были повыше, за два метра (не считая фальшивых низкорослых «братьев из космоса»), – но даже их рост не выходил за рамки нормального с человеческой точки зрения. А эта громадина с грузным грушевидным телом, на толстенных лапах- колоннах… В ней же по меньшей мере метра три! Плащ этому существу заменяло ажурное одеяние из плетеных шнурков, с гребня свешивались колокольчики и сверкающие подвески. Существо добралось до возка, где стояли корзины с розоватыми плодами, и сейчас лакомилось, громко чавкая. Энбоно суетились вокруг, делая деликатные попытки оттащить его, а оно от них отмахивалось. Одному энбоно с бежевым гребнем досталось довольно сильно, тот упал на землю, потом сел, да так и остался сидеть,