можно было проникнуть в следующую комнату анфилады, но дверь оказалась заперта. Что и следовало ожидать.

Взломать? Но что это даст? Те же окна и те же заросли внизу. Если существует еще одна лестница вниз, она, вернее всего, примыкает к последней комнате. Сколько нужно сломать дверей, чтоб до нее добраться? Две? Три? Грохот будет немалый, и услышат их раньше, чем они смогут спуститься.

А у ротмистра особые отношения с хозяйкой. Иначе б ему не предоставили этот апартамент. Интересно, откуда у него деньги, раз он не состоит на службе? Верно определил генерал — авантюрист. Однако от того не легче. Скорее наоборот.

Дохтуров глянул на дверь, за которой недавно скрылся вероломный ротмистр. Сломать ее дело нехитрое. Если навалиться всем вместе… От генерала, конечно, толку немного, но Клавдий Симеонович мужчина в теле. Никакая створка не устоит.

Но что дальше?

«А дальше, — сам себе ответил Павел Романович, — нас встретят дюжие молодцы, которых мадам Дорис держит специально для вот таких ситуаций. В таких заведениях непременно бывают коллизии. И деваться нам будет некуда. Даже до первого этажа не дойдем. Вернут или посадят в подвал, подальше от чужих глаз. Ротмистр еще благородство души проявил — мог бы и сразу упрятать в чулан. Там, в крайности, и жизни лишить сподручней».

Эти невеселые мысли заставили Павла Романовича вернуться к столу. Он был знаком с ротмистром всего ничего, однако чувствовал, что продемонстрированный пистолет — не пустая бравада. Рука у него не дрогнет, коли потребуют обстоятельства.

«Интересно все же, — снова подумал Дохтуров, — чем это ротмистр так расположил к себе мадам Дорис, что у него здесь такой карт-бланш?»

— Смирились, — констатировал Сопов. — Правильно. Чего зря метаться? От судьбы все одно не уйдешь… А нервишки надобно поберечь. Они еще ой как нам пригодятся.

— Насчет нервов — тонкое наблюдение.

— Ах, простите, забыл. Вы же доктор и лучше моего знаете. Ну-ну. А только вот не пойму я, отчего вы такой смурной? Смотреть нестерпимо. Этакий скорбный лик, так и тянет перекреститься.

— Вещи у меня сгорели, — сказал Павел Романович. — Очень для меня дорогие. Оттого веселиться никак не могу.

— Вещи?.. — протянул Сопов. — Кто ж в паршивом нумере ценности держит? Эх, молодой человек! Я вот все сбережения, что имел, в Русско-Китайском коммерческом разместил. Процент небольшой, однако надежно. А при себе так, мелочь оставил. Да… И много деньжат пропало?

— Денег не было. Личные вещи, но ценные.

— Камушки?

— Да нет. Книги, записи…

— О-о, книги… Ну, тут печалиться нечего. В Харбине книжных лавок хватает. Как из сего узилища выйдем, я вас личной рукой отведу. У меня есть знакомцы, скидочку сделают. А записи свои восстановите. Голова у вас свежая, память хорошая. Не то что у меня. Где позавтракал, туда и обедать иду, хе-хе… — И Клавдий Симеонович засмеялся, очень довольный собственной шуткой.

Но Дохтуров на это ничего не сказал. Он вернулся и сел, уперев в стол локти и положив подбородок на сплетенные пальцы.

— Как хотите, господа, — сказал Сопов, — а я пойду позабудусь в курительной. Начнется что интересное — разбудите, не сочтите за труд.

— Какой все ж неприятный человек, — сказал Ртищев, провожая его взглядом.

Павел Романович пожал плечами.

— Обыкновенный.

Генерал пригладил ладонью свои войлочные бакенбарды.

— Вы и вправду лишились имущества? — спросил он. — И что теперь делать думаете?

— Как-нибудь прокормлюсь.

— А записи?

— С этим сложнее.

— Скрытничаете? — Генерал насупился. — Ну, как хотите.

— Ничего секретного нет, — сказал Дохтуров. — Просто записки, которые я вел последние пять лет. После того как попал в эти края. Медицинские наблюдения. Материал сырой, разрозненный. Хотел систематизировать, да так и не собрался. Восстановить практически невозможно.

— А для чего вам? — спросил Ртищев.

— Мне хотелось проверить одну теорию. Гипотезу, если угодно. Окажись она верной, получился бы настоящий переворот…

Генерал неодобрительно пожевал губами.

— Сударь, настоящий переворот уже произошел, — сказал он. — Смею полагать, никакие ваши изыскания не смогут с ним сравниться по своей разрушительности.

— Извините, — ответил Дохтуров. — Мои, как вы изволили заметить, изыскания могли иметь вполне практическое значение. В том числе здесь, в Харбине. Впрочем, теперь это уже не имеет значения.

Вместо ответа генерал Ртищев весьма неучтиво махнул рукой.

— Оставьте! Милостивый государь, практическое значение в Счастливой Хорватии имеют лишь капиталы. А изыскания вовсе не требуются.

— Отчего?

— Вы давно в этом месте обосновались? — спросил генерал.

— Не очень.

— Чтобы понять наш Харбин, времени надо изрядно. Да вот постойте, я вам расскажу.

Генерал Ртищев со значимостью расправил усы, и Павел Романович понял, что лекции не избежать. Но, с другой стороны, иных, неотложных дел пока не предвиделось.

По словам отставного генерала, еще тридцать лет назад Россия на Дальнем Востоке была практически беззащитна. Сахалин, к слову, оберегали всего три команды общей численностью не больше тысячи человек; Владивосток и вовсе был лишен серьезной военной силы. А в Приамурье имелось лишь девятнадцать батальонов пехоты. И этот огромный край с европейской частью империи связывал только грунтовый тракт — более девяти тысяч верст! Многие месяцы пути, и пути труднейшего.

В 1875 году в Комитете министров слушался вопрос о постройке Сибирской железной дороги. Сперва хотели тянуть ее до Тюмени, но государь император Александр III высочайше повелел проложить магистраль через всю Сибирь.

Первоначально (и совершенно логично) думали вести ее по своей территории. Но вскоре меж собой передрались Япония и Китай; для последнего потасовка закончилась поражением. Вот тогда среди части российских сановников возник очень остроумный, как им показалось, план: укрепить, пользуясь моментом, положение России на Дальнем Востоке и одновременно сильно сэкономить на строительстве железной дороги. Первую скрипку в этой затее играл многомудрый и очень влиятельный министр финансов — Сергей Юльевич Витте.

Китай тогда отчаянно нуждался в средствах для выплаты контрибуции. Министр Витте через дипломатические круги договорился с французами о предоставлении злополучным китайцам изрядного займа.

Затем создали Русско-Китайский банк, которым фактически заправляло все то же министерство финансов. А в довершение договорились, что часть Сибирской дороги (1200 верст) пойдет по китайской территории — Северной Маньчжурии. Для этого будет создана полоса отчуждения. Витте убеждал царя: срезав прокладку путей напрямую, казна сохранит 15 миллионов рублей. Кроме того — решающий аргумент! — главный финансист страны уверял: дорога будет иметь мировое значение. Россия сможет возить транзитные грузы иностранных держав и зарабатывать на том колоссальные средства.

С Китаем тогда можно было делать все что угодно. И европейские страны свой случай не упустили. К России отошел Порт-Артур. Спешно заключили с Пекином договор об аренде Ляодунского полуострова, что было совершенно необходимо для строительства южной ветки железной дороги.

Поначалу все шло прекрасно, особенно для министра финансов: Китайскую Восточную железную