достоин. Союз мафии и американского истэблишмента дает на этом направлении впечатляющие результаты. За все время существования двухпартийной системы США, если определять ее возникновение с 1854 г., когда была создана республиканская партия, не было ни одного случая, чтобы через частоколы двухпартийной системы прорвался в Белый дом кто-либо, не представляющий одну из двух главных партий страны.
А когда такая угроза возникала, американская реакция дружно становилась на защиту принципов двухпартийной системы.
В конце XIX в. в политической жизни США создалась необычная ситуация. Уильям Брайан, активно участвовавший в антитрестовском и популистском движении, умело оперируя демагогическими лозунгами, сумел повести за собой значительную часть избирателей. В 1896 г. он выставил свою кандидатуру напоет президента США и пытался прорваться в Белый дом еще дважды, в 1900 и 1908 гг.
Это было нарушением правил игры. Против Брайана, действовавшего вне рамок двухпартийной системы, ополчились и демократы, и республиканцы. Крупнейший представитель монополистического капитала, архиреакционер по своим политическим воззрениям М. Ханна заявил тогда в одном из интервью: «Не думайте, что мы когда-нибудь позволим этому проклятому фанатику войти в Белый дом. Ни при каких условиях. Учтите, всегда можно нанять половину народа, чтобы перестрелять другую. Денег для этого у нас достаточно».
Уже в 30-х годах стало очевидно, что контакты мафии и политиканов — это не случайное явление, не временный союз с целью достижения какой-то преходящей конкретной цели. Не вызывало никаких сомнений, что развивался процесс сращивания мафии и политиканов, нечто вроде сращивания родственных предприятий, что столь обычно для делового мира в период монополистического развития капитала.
В 1932 г. американский специалист по мафии Д. Лин писал о «новой аристократии» организованной преступности, что «ее лидеры в целом — порождение публичных домов, игорных притонов и продажных политических машин больших городов, а также тюрем. Их последователи находятся на всех жизненных перекрестках. Ее закон является законом террора, дубинки, факела, бомбы и пулемета».
Нерасторжимый альянс мафии и политиканов стал возможен в США в частности потому, что в высших эшелонах власти к мафии всегда проявлялась поразительная терпимость. Наиболее яркий пример этого — вся деятельность директора ФБР Эдгара Гувера.
Эдгар Гувер — «живая легенда» Америки, как называли его во многих работах, посвященных истории ФБР. Почти полвека этот человек возглавлял американскую охранку. Приходили и уходили президенты, менялись у власти партии, а Гувер нес свою бессменную вахту на посту руководителя главного полицейского ведомства страны. Он возглавлял ФБР при четырех демократических и четырех республиканских администрациях, при восьми президентах.
Гуверу нельзя отказать в одном — это был крупный специалист своего дела. Более того, он был настоящим фанатиком сыскной службы. Гувер не имел семьи, вокруг него было очень немного друзей. Все свое время он отдавал горячо любимой полицейской службе и втайне — скачкам на ипподроме, которые были его слабостью, известной только очень ограниченному кругу лиц.
При оценке деятельности Гувера невольно возникает вопрос: почему столь высокий специалист своего дела с упорством, достойным лучшего применения, не уставал отрицать то, что видела вся Америка — существование в стране мощной, хорошо организованной и законспирированной преступной организации. А когда скрывать наличие «Коза ностры» стало невозможно, Гувер заявил, что страна не готова к эффективной борьбе с гангстеризмом. Директор ФБР так объяснял свою позицию в этом вопросе Ральфу де Толедано, его биографу: «Бесполезно браться за преступность, которая переплелась с законным бизнесом и местными политиками до тех пор, пока общество не готово к борьбе с ней».
Настораживает то, что сам Гувер поддерживал контакты с мафией. Когда директор ФБР отправлялся на скачки, он получал через мафиози тайную информацию, какая лошадь по гангстерскому раскладу будет сегодня первой на финише.
Еще при жизни Э. Гувера его позиция в отношении мафии подверглась самой резкой критике. Бывший специальный агент ФБР Уильям Тернер свидетельствовал: «ФБР прячет голову в песок, как только дело касается организованной преступности, и прикрывает свою бездеятельность дутыми цифрами. В течение сорока лет под главенством Эдгара Гувера ФБР и организованная преступность процветают совместно».
Спустя три года после смерти Э. Гувера, в декабре 1975 г., журнал «Тайм» опубликовал сведения о связях директора ФБР с главарями мафии. «Гувер, — писал «Тайм», — не испытывал желания шевельнуть пальцем против организованной преступности. Некоторые агенты ФБР думают, что они знают причину этого. Они рассказывают, что время от времени Гувер отправлялся на Манхеттен встретиться с одним из главарей мафии Фрэнком Костелло. Они встречались в Центральном парке. Костелло, очевидно, убедил Гувера, что не существует организованной мафии и что независимые группки рэкета никак не связаны между собой».
Факты встреч Гувера с Костелло подтвердили руководящие деятели правоохранительных органов США. Известно, что Гувер поддерживал связи и с Мейером Лански. Директор ФБР смотрел сквозь пальцы на преступную деятельность мафии, но с огромной энергией всю свою жизнь боролся с «красной опасностью». Широко известно, что у Гувера был специальный список самых ненавистных ему людей. Под номером один в этом списке был министр юстиции Роберт Кеннеди, который вопреки ожесточенному сопротивлению директора ФБР начал активную борьбу с мафией.
В этом списке никогда не было компартии США. Но в этом и не было никакой необходимости. Он помнил об этой партии всю жизнь безо всяких записей. Это был для него самый страшный враг, и директор ФБР не жалел ни средств, ни энергии на беспощадную «борьбу с коммунизмом».
Смена руководства в мафии чем-то напоминает двухпартийную систему США. Боссам не дают долго засиживаться на своих местах, а довольно частая смена руководства создает иллюзию своеобразного демократизма в высшем эшелоне преступного мира. Другое дело, конечно, что, как правило, главный руководящий пост берется с бою и редко кто из «боссов» «Коза ностры» умирает в своей постели.
В 1946 г. Лаки Лучано в благодарность за услуги, оказанные разведывательным органам страны, сменил тюремную камеру на комфортабельный теплоход, на котором он отправился доживать свой век в Италию, но и оттуда активно руководил делами мафии. Бразды правления «Коза построй» принял Фрэнк Костелло.
Костелло действовал с размахом крупного политического деятеля. Он решил трубить сбор всей верхушке мафии, чтобы произнести тронную речь и определить стратегию и тактику «Коза ностры». Уверенный в полной безнаказанности Костелло не считал нужным предпринимать сколь-нибудь серьезные меры предосторожности, созывая общенациональный съезд мафии. 14 ноября 1957 г. в штате Нью-Йорк, в местечке Аппалачи, собралась вся верхушка «Коза ностры». Местом сборища избрали ферму ветерана мафии Джозефа Барбары. Полицейский сержант, несший службу в этой округе, обратил внимание на то, что вокруг скромной фермы появилось несколько десятков шикарных машин последних марок. Призвав на подмогу нескольких полицейских, сержант нагрянул на ферму. Половина участников встречи разбежалась, но и взятый улов был более чем значителен — в руках полиции оказалось 58 крупнейших руководителей мафии.
Опознавать задержанных не было никакой необходимости, каждый из них был крупной личностью преступного мира и хорошо известен полиции. Закономерно возникал вопрос, для чего вместе собрались лидеры мафии, почему каждый из задержанных был вооружен? Суд все же состоялся, приговор был объявлен, но по протесту защитников приговор отменили и арестованных освободили. Поистине нет предела гуманности американской Фемиды, когда обстоятельства сталкивают ее с главарями «Коза ностры»!
Фрэнк Костелло, пришедший к руководству мафией после депортации Лучано и Дженовезе, всеми силами пытался придать «Коза ностре» и себе лично респектабельный вид. Он внимательно следил за своим гардеробом, шил вещи у самых модных портных, тщательно брился, делал маникюр. Первым среди главарей мафии он стал уделять особое внимание внедрению в официальный бизнес и устанавливал для этого необходимые политические связи. У него была болезненная страсть появляться на людях со знаменитыми политическими деятелями. Костелло получил такую власть в Таммани-холле, нью-йоркской
