Ник пожал плечами.
– Со снотворным я дал маху, – виновато продолжил Дэлги. – Оно не должно было так подействовать. Я имею в виду твои кошмары. Обычно это снадобье вызывает приятные сновидения, пациенты не жалуются. Когда ты начал бредить и плакать, я понял, что гуманней было бы связать тебя по рукам и ногам и вынести из гостиницы в чемодане, но человека, принявшего эту штуку, разбудить раньше времени невозможно. Оставалось только ждать, когда сам проснешься.
Пауза. В окне шелестела листва, по комнате гулял теплый летний сквозняк.
– Что вы собираетесь со мной сделать? – заговорил, наконец, Ник. – Раз я видел, как вы убили…
– Уже все позади, это дело улажено и закрыто. У меня есть кое-какие нехилые связи… Если начнешь направо и налево болтать о том, что видел, проблемы появятся у тебя, а не у меня. Это не угроза, просто дружеское предупреждение. Прими к сведению, ты ведь мальчик неглупый.
– Коррупция, как у нас, – грустно усмехнулся Ник. – Быстро вы все уладили, за пару часов…
– Какая там пара часов, ты же целые сутки проспал! А теперь скажи, ты считал, что я собираюсь тебя убить?
– Да.
– Тогда почему сдался без боя?
– Разве у меня были против вас шансы?
– Вообще-то, нет, но ты должен был попытаться. Я решил воспользоваться ситуацией, чтобы устроить вроде как экзамен, посмотреть, на что ты теперь способен… Полный провал! Получается, я тебя ничему не научил.
– Вам же было меньше забот, – хмуро напомнил Ник.
– Нельзя отдавать свою жизнь за просто так. И ведь не сказать, что ты был парализован страхом… Ты выглядел несчастным, но вовсе не перепуганным до потери пульса, и спокойно дожидался, когда тебя убьют. Уму непостижимо! Ты ведь думал, что кофе отравлен? Когда я подал чашку, надо было швырнуть ее мне в лицо и применить один из тех ударов, какие мы отрабатывали. А еще до этого я несколько раз поворачивался к тебе спиной – специально, в надежде, что нападешь. Возможности у нас заведомо неравные, и я бы в любом случае с тобой справился, но меня бы обрадовало то, что ты готов за себя постоять. И почему не попробовал освободиться, когда я привязал тебя к креслу и ушел?
– Откуда вы знаете, что не пробовал? – Ника эти упреки начали злить.
– Да потому что результат был бы налицо! Правую руку я привязал на совесть, зато левую – еле-еле. Несколько рывков, и веревка бы развязалась. Меня интересовало, сделаешь ты это или нет. Не сделал. И это после того, как я столько времени на тебя угробил!
– Напрасно угробили, – огрызнулся Ник.
– Мне виднее, напрасно или нет, – процедил сквозь зубы Дэлги. – И вообще, шансы есть всегда, хотя бы крохотные. Вот еще одна история. Много лет назад, в одном приморском городе, где ты никогда не был, у меня вышла ссора с местным аферистом. Если коротко, меня кинули на крупную сумму денег. Он как будто выскочил из пошловатой воровской песенки с дешевым надрывом, на редкость отвратный субъект, до смешного подлый и ограниченный, зато самомнение – до небес. Но как он боролся за свою жизнь! Знаешь, это было что-то! И ухитрился-таки от меня сбежать… Если я его когда-нибудь поймаю, он не жилец, однако его жизнестойкость вызывает уважение, несмотря на прочие отталкивающие качества. А ты, порядочный и симпатичный, готов умереть, не сопротивляясь. Это неправильно. Это, если хочешь, просто обидно. Если такие, как ты, будут умирать, а такие, как этот Клетчаб, оставаться в живых, наш мир понемногу превратится в помойку. Я часть этого мира – к слову сказать, немаловажная часть, и я этого не допущу. Хочешь или нет, а я еще приведу тебя в чувство!
Предпоследнее заявление, насчет «части этого мира», заставило Ника подумать, что Дэлги от заниженной самооценки не страдает – с избытком хватит на целый полк уволенных с работы гвардейцев- алкоголиков.
А последнее прозвучало как угроза.
Перед ужином Дэлги затеял тренировку – для этого в доме был специальный зал, выложенный старыми матами, с окнами, занавешенными шелестящим плющом, и высоким сводчатым потолком. Ник получил на этом занятии несколько довольно болезненных ударов.
– Если не нравится – защищайся, как я учил, – с ухмылкой посоветовал Дэлги. – Дальше будет хуже. За вчерашнее ты еще не то заработал.
Ник решил, что сбежит от него при первой возможности.
Уехали оттуда утром, после завтрака. У Ника на глазах была повязка, и он так и не узнал, что это за место.
Когда Дэлги, затормозив у обочины, повязку сдернул, он увидел пыльные белые горы, игрушечно невысокие, в трещинах, задрапированные буйным плющом и кустарником с глянцевой темной листвой. Округлые верхушки усеяны шаровидными птичьими гнездами. На дальних склонах – зеленые прямоугольники плантаций и скопления домиков.
Глухая провинция, иного словечка не подберешь.
Слакшатский рынок – это безобразие, а не рынок. Где ему соперничать с Хасетанским! Ни размаха, ни красок… На муравейник похож. Ксават сходил туда с утра пораньше, ничего не купил, зато наругался всласть, душу отвел.
А когда вернулся в гостиницу, Доната застал мрачнее тучи: тому передали письмо от Келхара. Высокородный мерзавец сообщал, что напал на след дичи, начинает преследование и будет, мол, держать учителя в курсе.
Вот так-то, не только у Ксавата помощники подлянки отмачивают! Ежели Келхар окаянного оборотня самостоятельно прикончит, он и станет Истребителем пожирателя душ, а Дважды Истребителю Донату Пеларчи никакой чести – получится, что обошли его, как тупака.
Ну и пусть. Ксавату без разницы, кто добудет голову Короля Сорегдийских гор. Он усмехался, но не в открытую, а когда старый охотник на него не смотрел – ссориться-то не с руки, мало ли, как все повернется. Сейчас надо поизворотливей, подипломатичней… В самый раз применить на деле «имперское мышление», за которое его однажды похвалил непогрешимый советник цан Маберлак.
Огромная иллихейская луна серебрила все, до чего могла дотянуться: и обжитые птицами вершины приплюснутых белесых гор, и дебри кустарника, и вымощенную осколками мраморной плитки дорожку, по которой спускался Ник. Совсем не та луна, какая была над болотом: не размытый зеленоватый шар, окутанный пеленой испарений, а отлитый из серебра сверкающий диск с четкими границами, как в храме над алтарем.
Ник то и дело замирал и прислушивался. Он не просто так отправился на полуночную прогулку, ему предстояло сымитировать несчастный случай с летальным исходом. Дэлги его достал.
Сегодня они проехали через село с храмом Лунноглазой. Из-за кулона с грызвергом Нику запрещено заходить внутрь, но можно ведь дождаться у ворот кого-нибудь из жрецов и попросить помощи… Очевидно, Дэлги тоже об этом подумал, потому что не стал в том селе останавливаться. Что ж, придется отправиться туда пешком, по грунтовой дороге с вырезанными из бревен шакровыми столбами, петляющей среди плантаций и округлых сонных холмов. Около двухсот километров. Возможно, кто-нибудь согласится его подвезти. Но это если удастся сбежать от «телохранителя», заморочив ему голову несчастным случаем.
Нельзя сказать, чтобы Дэлги после Слакшата стал обращаться с ним хуже. Все по-прежнему. Разве только на тренировках чаще, чем раньше, бывало больно, однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что Нику пришлось вытерпеть перед переселением в Иллихею, так что можно не придавать этому значения.
– Вас, выходцев из Окаянного мира, ничем не проймешь! – не скрывая досады, цедил Дэлги. – Вы там, у себя, к чему угодно притерпелись…
Мучило Ника другое: сцена, разыгравшаяся в слакшатском магазинчике, то и дело всплывала в памяти, словно не желающий тонуть кусок ярко раскрашенного пенопласта.
Ясно, очки были непростые, и старый продавец увидел сквозь странные разноцветные линзы что-то такое, что Дэлги предпочитает скрывать, но неужели нельзя было договориться? Если уж он подкупил
