моргнуть не успеешь.

Пришли нанятые Ксаватом загонщики. Восемь рыл. Донату не понравились, однако старый охотник не отослал их. Смерил каждого тяжелым, как чугунная гиря, взглядом, изложил требования: беспрекословно подчиняться, соблюдать сухой закон, не устраивать свар, без спросу не отлучаться, если возникнут какие- нибудь странные ощущения или предчувствия – сразу сообщать, кого назначат поваром – не отлынивать.

Те все это выслушали, зыркая на господина начальника оценивающе: мол, гонора у тебя во сколько, а сладишь с нами или нет? Это ведь не ученики-охотники и не императорские солдаты, приученные к повиновению, это люди шальной удачи, истинная вольница! Ради сокровищ Короля Сорегдийских гор они готовы стерпеть железную дисциплину, зато после как разгуляются… С ними надо держать ухо востро, чтобы твой законный кусок из глотки не вырвали. Спасение души – это само собой, но оставаться без навара Клетчаб тоже не хотел. У него аж дыхание спирало при мысли о том, сколько золота, звонкой монеты и всяких прочих ценностей нахапала окаянная тварь за минувшие тысячелетия. И все эти несметные богатства достанутся им, охотникам-первопроходцам!

Донат прочитал новоявленным загонщикам целую лекцию об азах охотничьего ремесла. Ознакомил с планом действий: на трех машинах прочесываем местность вдоль границы заповедной территории (кому дорога жизнь, за границу не соваться!); при обнаружении дичи дать сигнал остальным; не стрелять понапрасну, поскольку пули его не берут, использовать холодное оружие, в том числе метательное, а также сети.

Люди шальной удачи слушали с пониманием. Общество подобралось пестрое. Огромный сутуловатый парень в меховой безрукавке на голое тело, похож на пирата с Решарвакского архипелага. Трое смуглокожих туземцев – гортанная речь, масса мелких косичек, в глазах рябит от нашитых на одежду бусин-оберегов. Прилизанный северянин, манеры выдают культурного столичного жителя, взгляд холодный и скользкий, та еще бестия. Матерый бандюга из Окаянного мира – скорее всего, беглый государственный невольник из числа тех иммигрантов, кого так и не сделали полугражданами. А этот щеголь, судя по его певучему выговору и привычке небрежно сплевывать сквозь зубы – наш, хасетанский! Придется следить за собой, чтобы земляка не признал… До безобразия обросший мужик, неуживчивый деревенский мордоворот из местных. О Дважды Истребителе Донате Пеларчи большинство из них слышало, и на охоте они будут ему подчиняться, а после дела можно и без Доната.

– Что, хороши молодцы? – спросил Ксават со сдержанной гордостью, когда навербованных им помощников до утра отпустили.

– Келхар сказал бы, что это сброд, – хмуро, с нотками раздражения, ответил Донат.

– А кто для него не сброд? – Ксават махнул рукой. – Разве только он сам, да, возможно, государь император. У моих рекрутов гонора такого нет, зато дельце мы с ними сделаем, не подкачают.

Сам Келхар вернулся в сумерках, вместе с Элизой. Улыбаются, держатся за руки.

«Ишь ты, живая…» – удивился Ксават.

Выждав, когда Элиза уйдет, он тоже прикинулся, что уходит, а сам остановился в коридорчике между старой каменной террасой и опоясывающей первый этаж галереей, послушать разговор охотников. Донат рассказал о загонщиках; Келхар, как и можно было предвидеть, обозвал их «сбродом», потом добавил:

– Учитель, охотиться на него с шайкой мерзавцев – это, по-моему, плохая идея. Его надо убить на дуэли, один на один.

– Келхар, и вы туда же! Это оборотень, тварь, нелюдь. Неужели вы видите в нем себе подобного?

– Я помню, кто он такой, но он заслуживает поединка.

– Да нет в подлунном мире такого мастера среди смертных людей, который справится с ним один на один! Против него надо выходить по меньшей мере вдвоем. Вы пытались убить его в одиночку – и чем это закончилось?

– Моим поражением, – бесстрастно отозвался Келхар. – Я намерен совершенствовать свое мастерство, и когда пойму, что готов, снова брошу ему вызов.

– Келхар, он ведь уже вас купил, – с нотками неодобрения заметил Донат. – Не деньгами, не выгодой, а своим личным обаянием. Я слышал о том, что он умеет располагать к себе людей. Вы человек тонко чувствующий, и он сумел задеть какие-то струны в вашей душе. Честная дуэль – это для него еще одна увлекательная игра. Между нами говоря, я прекрасно вижу, что Ревернух набрал мерзавцев, по которым каторга плачет. Зато их никаким обаянием не проймешь, их интересуют только деньги, выпивка, удовлетворение похоти. То, что сверх этого, они не понимают. Ревернух посулил им накопленные тварью богатства, поэтому они пойдут за нами хоть на край света. Иногда и от сброда есть польза.

– Учитель, с этим криминальным быдлом надо поосторожнее…

Дальше Ксават слушать не стал. Через коридорчик тянет сквозняком и кухонными запахами; глазурованная плитка печально поблескивает, бередит душу – какое-то далекое-далекое воспоминание, не факт, что из этой жизни; шныряющий туда-сюда слуга дважды его задел – мол, пеняй на себя, ежели на дороге торчишь – и обругать не моги, охотники услышат.

Не дожидаясь третьего раза, Ксават свернул в галерею. Главное он усек: Донат Пеларчи смотрит на вещи правильно и до конца этой охоты будет действовать с ним заодно. А высокородный Келхар пускай катится, куда хочет.

С галереи видны были домики окраины, плавающие в густых синих сумерках. Окошки светились. Это не похожее на Хасетан западное захолустье вызвало у Ксавата прилив горького раздражения. А в Хасетан ему все еще нет дороги.

«Скоро уже… – подумал Клетчаб, сжав кулаки. – Недолго тебе осталось, оглоед окаянный!»

– Господин Ревернух, я хотела с вами поговорить.

Голос Элизы прозвучал негромко, но резко, без уважительных интонаций. Разве так обращаются к непосредственному начальнику? Он повернулся, но осадить дрянь-девку не успел.

– Я давно решила, что когда-нибудь все вам выскажу! – Элиза и смотрела нехорошо – дерзко, в упор. – Теперь послушаете меня на прощание. Самомнения у вас выше крыши, а на самом деле вы полный ноль! Мне противно вспоминать, что я была вашей любовницей. Как вы гордитесь своими мужскими достоинствами, а гордиться-то нечем, трахнуть каждый может, главное – поведение, поступки, порядочность. Келхар и Донат – вот это мужчины! А вы всего-навсего старый жулик, вы нашу с Виленом зарплату прикарманивали, как обыкновенный воришка. Подавитесь моей зарплатой! Надеюсь, что подавитесь!

– Ты что себе позволяешь, срань собачья! – ахнул опешивший Ксават.

Она ничуть не испугалась.

– Ага, что вы еще можете сказать? Знаете, вас действительно окружает со всех сторон срань собачья, потому что ничего другого для вас не существует. Это у вас дар такой магический – все, к чему прикоснетесь, превращать в срань собачью! Ну и купайтесь в ней на здоровье!

– Какова дрянь, да я тебя…

– Не забывайтесь, вы разговариваете с Элизой цан Севегуст.

Ксават открыл рот – да так и закрыл. Вот оно что…

– Я жду извинений, – она чувствовала себя победительницей.

Делать нечего – пришлось, запихнувши подальше гордость, наклеить на лицо какую ни на есть любезную улыбочку и выцедить извинение. Иначе высокородный Келхар за оскорбление своей супруги вызовет на дуэль и прихлопнет без зазрения совести. Или же просто поколотит до полусмерти, тоже невелика радость. Ксават чувствовал себя оплеванным, а куда денешься?

Стало быть, когда Келхар звал ее на послеобеденную прогулку, этого урода корчило от страха, что красавица Элиза его брачное предложение отвергнет. Аж дрожал весь… Строит из себя героя, а сам оказался форменным трусом – прямо капля бальзама на Клетчабову рану!

– Примите мои поздравления с законным замужеством, госпожа цан Севегуст, со всяческими пожеланиями, – хоть и распирала Ксавата злость на мерзавку, а все ж сумел проговорить эту срань с елейной миной светского человека. – А позвольте полюбопытствовать, жить-то на что собираетесь, ежели ни у вас, ни у новоиспеченного супруга ни гроша за душой?

– Вы думаете, охотник на оборотней не сможет заработать на жизнь? – Тон, как у самой натуральной высокородной.