заострить внимание на значении кибернетики и генетики. И рассказал об опытах по выращиванию людей лабораторным путем — в пробирках. Представитель горкома партии сострил по сему поводу, что мы, мужчины, будем чисто платонически смотреть на таких очаровательных женщин, как уважаемая Марья Михайловна, но свое мужское дело будем делать в пробирки. Тваржинская решительно потребовала придать проблеме остроидеологическую и даже боевито-политическую направленность, сославшись на статью Ленина «О воинствующем материализме». Потом Петин поделился воспоминаниями об искажениях проблемы... э-э-э... как бы поточнее выразиться?! секса в сталинские времена. Не для протокола, конечно, а в порядке интимности. Между нами, так сказать. Секс, конечно, и тогда был. Но совсем не то, что теперь. Еда была не та. И условия не те. Подъем всенародный был, так что не до секса было. Любить — любили, но не то, что теперь. Но без секса. Это теперь сплошной секс без любви. Марья Михайловна сказала, что это — безобразие. Какой же это секс без любви?! Сплошные извращения и разврат. Любовь без секса — это романтика, великие стройки, героизм. В крайнем случае — рядышком посидеть, поцеловаться. Но никакого баловства. Конечно, теперь новая установка, она понимает, не первый год в партии. Но философы должны тут все продумать, чтобы перегибов не было. Наш народ, он ведь такой. Ему только дай волю, так на улицу выйти нельзя будет. После заседания Петин, оставшись наедине с Секретарем партбюро, честно при знался, что не видит особой опасности в усилении внимания к сексу. Секретарь согласился и добавил от себя, что наш народ от природы скромен и воздержан, можно даже сказать — целомудрен и аскетичен. После войны довелось ему, Секретарю, быть начальником спецчасти женских лагерей на Северном Урале. Баб, конечно, навалом. Выбирай любую. Ну, побуйствовал месяца три. А там опостылело до такой степени, что видеть их не хотелось. Отобрал штук пять-шесть, так и жил с ними до демобилизации. Все-таки в нашей здоровой социалистической семье есть свои неоспоримые достоинства. Петин сказал, что ему на этот счет приходилось куда хуже. Все бабы, с которыми приходилось сталкиваться, поголовно были осведомителями. Так что приходилось думать не столько об удовольствии, сколько о том чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.

В этом месте я согласен с автором. Совершенно аналогично выглядит поведение сотрудников в нашем институте и через двадцать пять лет после смерти Сталина. Вот, например, наши самые «порядочные» и «либеральные» деятели — Смирнящев, Тормошилкина, Качурин... Они совершают подлости, но так, чтобы заслужить аплодисменты «порядочных» людей. «Порядочные» люди аплодируют не истине и добру в их поступках, а хорошему исполнении ролей прохвостов. Спектакль продолжается.

Не так давно у нас в институте в секторе эстетики произошел такой случай. Один сотрудник сектора, проработавший в институте более двадцати лет, автор многих книг и статей, написал в ЦК большое письмо с критикой проекта новой Конституции. Сотрудника решено было уволить из института (для начала), но сделать это аккуратно. Поставили на конкурс. А в секторе должны были обсудить его работу и принять решение, рекомендовать его избирать на новый срок или нет. Заведующий сектором предложил не избирать. Сотрудник попросил рекомендовать его, обещая через год уйти добровольно — ему остался год до пенсии. Многие сотрудники сектора поддержали его просьбу. Выступил «либерал» Соловейчиков и сказал, что он восхищен мужеством... заведующего сектором, который в такой трудной с моральной точки зрения ситуации пошел наперекор мнению большинства. И сектор принял решение не рекомендовать сотрудника. После заседания многие подходили к Соловейчикову и говорили ему, что он молодец, нашел нужную форму!

Противоречия в нашем обществе столь же неизбежны, как и во всяком другом, шепчет Мудрец, придерживая МНС за локоть, чтобы тот не сбежал. Возьмите, например, такой аспект нашей жизни. Самые фундаментальные социальные отношения людей осуществляются через личные общения. Люди при этом лично знают друг друга и вступают в непосредственные контакты. Естественно, при этом возникают объединения людей, не оформленные законами (инструкциями, приказами, постановлениями) общества, то есть неофициальные или неформальные объединения. Они отличаются от официальных (формальных) тем, что не имеют своей дирекции, своей бухгалтерии, своей партийной, профсоюзной и комсомольской организаций, своей территории, своего узаконенного дела и прочих атрибутов официальных объединений. Эти неофициальные объединения весьма разнообразны. Они возникают в самых деловых (официальных) коллективах, в связи с деловыми отношениями, но в более широкой среде (например, в данной области культуры), независимо от дела (например, родственные и национальные объединения). Имеются смешанные варианты. Они различаются, далее, как одноактные и регулярные, преемственные и непреемственные, заметные и незаметные, поощряемые и непоощряемые, терпимые и порицаемые, наказуемые и ненаказуемые. Возникают они на основе традиционных связей, личных привязанностей, взаимной помощи и выгоды, самозащиты. В своем функционировании они проходят различные стадии. Например, обычные этапы таких объединений На работе: 1) этап, когда говорят, что такие-то люди сработались; 2) этап, когда говорят, что имеет место групповщина; 3) этап, когда можно сказать (а обычно помалкивают), что сложилась банда, мафия. Когда Брежнев отбирал людей в свою правящую группу, сначала это было мало заметно и выглядело естественным, в интересах дела. И это было на самом деле сначала вполне естественно: чтобы лучше работать, руководитель подбирает помощников по своему усмотрению. Но потом, когда правящая группа стала укомплектовываться исключительно выходцами из Украины (что стало заметно даже по фамилиям), стали говорить о групповщине. Наконец, когда эта группа стала устранять всех, кто как-то начинал конфликтовать с ней, стало очевидно, что сложилась правящая мафия. Представители власти, не входящие в эту мафию, вынуждаются не к другой мафии, а к объединению в рамках официальной системы власти. Правящая мафия стремится наложиться на последнюю так, чтобы поглотить ее. Но это практически невозможно, ибо тогда распадается сама мафия. Начинается скрытая, долгая и нудная борьба.

— В книжном магазине на улице Горького, — сказал Железный Феликс, — объявили о предстоящей продаже книги «Уроки конспирации». За три часа до открытия магазина образовалась очередь до проспекта Маркса. В основном — интеллигенция. Молодежь. Каждый третий с бородой. Каждый второй в заграничных джинсах. Где они их достают?

— Если хочешь, могу хоть десять пар достать, — сказал Маркс. — По сто пятьдесят рубликов пара.

— Нет уж, — сказал Железный Феликс, — я лучше без штанов ходить буду. Но вернемся к очереди. Люди подумали, что книга — пособие по конспирации. А по нынешним временам в таком пособии потребность ощущается огромная. Переодетые агенты, естественно, встали в очередь через одного и всех переписали на всякий случай. Когда открылся магазин, выяснилось, что это — книга о конспираторской деятельности Ленина. Представляете, что там начало твориться?! Пришлось с милицией унимать. Двадцать смутьянов задержали.

— А напрасно, — сказал Ленин. — Современная молодежь могла бы многому поучиться у меня по данному вопросу.

— Эх ты, кремлевский мечтатель, — сказал Сталин. — Сколько было раньше ищеек у царского правительства? А у нынешнего правительства их не в десятки и не в сотни раз больше, а в тысячи и десятки тысяч. Как раньше народ относился к революционерам? А теперь его и просить не надо, сам