струится липкий холодок.

Многочисленные часы Виндзорского дворца на все лады отбили полночь. Когда механический оркестр смолк и лакеи, оставив большие светильники, торжественно удалились, Даладье и Боннэ остались одни.

Даладье посмотрел вслед лакею:

— Как они могут в этом холоде расхаживать в коротких придворных штанах! — накинул пальто и подошел к камину, Боннэ энергично подкидывал поленья. Час назад они беседовали с королем Георгом и королевой Елизаветой об истории дворца, его коллекциях и мемориалах. Но на языке так и вертелся вопрос: отчего у вас тут такой ледник?

Боннэ тихо проговорил:

— Английские короли — богатые люди, но если у них нет на дрова, я мог бы одолжить… Пожалуй, я последую вашему примеру, — и тоже закутался в пальто. Сел, протянув ноги к огню.

— В британских закрытых школах специально не топят спален, раздевалок и спортивных залов, ибо холод, по мнению островитян способствует воспитанию твердости духа.

— Если эта зависимость в самом деле существует, — проворчал Боннэ, — переубедить Галифакса я не смогу. А Масарик… Вчера он сказал, якобы в палате общин многие депутаты просто-напросто не знают, где находится Чехословакия. А когда он показал им ее на карте мира, иные парламентарии нашли очертания страны забавными — «Можно подумать, что перед тобой большая сосиска!»

— Да, на завтрак бошам, — хмыкнул Даладье. — У меня складывается впечатление, Жорж, что Англия больше не играет «в темную». Неделю назад Чемберлен прямо заявил в палате, что Чехословакия лежит вне сферы британских интересов. И теперь он хочет, чтобы мы тоже не слишком интересовались ее судьбой. Но Франция обязана уважать свою подпись, — напомнил Даладье. — Что же касается Великобритании, где джентльмену с детских лет внушается уважение к чувству долга… Что делать?!

Боннэ сумрачно наблюдал за пляской огня в камине.

— Теперь, когда всё ясно, вопрос только в одном: как соблюсти приличия… Ответ также один: только путем компромисса. Ситуация, конечно, щепетильная. Но чтобы из нее вылезти, нужно всеми путями и средствами уговорить Бенеша и его твердолобых согласиться на требования Генлейна. Хоть через того же профессора Дворника, который днюет и ночует у нашего Леже. Вот увидите, Эдуард, в итоге все это запишется нам в актив!

Камин догорал.

— Грелки в постель они кладут только больным и младенцам! Как я буду спать? — раздраженно проворчал Даладье.

…Наутро Чемберлен предложил ознакомиться с редакционной статьей «Снова чехи» лондонской «Дейли экспресс»: «Мы не любим этой братии. Невозможно, чтобы английское правительство заставило нас сражаться за такое полуразвалившееся государство, каким является Чехословакия. Если Франция свяжет себя обязательствами с чехами, Англия должна будет держаться от нее подальше».

— Вот вам и общественное мнение, перед которым в XX веке склоняют голову правительства и монархи. — Отложив газету, Чемберлен значительно посмотрел на Даладье и продолжил: — Прежде чем мы подпишем коммюнике, я вынужден еще раз предупредить: если, ускоренно завершив военные действия в Чехословакии, Германия повернет свои штыки против Франции и ваша страна, истрепанная вмешательством в судетскую кампанию, захлебнется германским наступлением, Великобритания ничем уже не сможет помочь воюющей Франции. Так что вот какая она, реальность. — Чемберлен тяжко вздохнул, поджал губы и протянул Даладье текст коммюнике.

Коммюнике подписали, взаимно обязуясь:

— настаивать перед Бенешем о максимальных уступках Генлейну и Гитлеру;

— соблюдать величайшую осторожность в отношениях с Гитлером и Муссолини, дабы избежать оснований для недовольства с их стороны, как предлога к развязыванию войны.

Когда стороны поставили свои подписи под документом, Чемберлен, барственно поглядывая на французов, сказал:

— Проведем этот опыт. Если же дипломатическая акция не увенчается успехом, — он развел руками, — что ж, тем лучше…

Даладье и Боннэ еще не успели добраться до Парижа, как Гитлер уже знал о результатах англо- французских переговоров. Как только последнее совещание закончилось, Галифакс пригласил к себе германского поверенного в делах в Лондоне Кордта и подробнейше информировал его. Особенно подчеркивалось, что Англия не приняла на себя военных обязательств, что ось Берлин — Рим нужно непременно сохранять как антикоминтерновский противовес, что давно пора создать блок с участием Германии, Англии и США. Гитлер понял — ему можно все. Перед ним заискивают, его боятся, его дружбы ищут. А Чехословакия… На лондонских переговорах сделано все, чтобы Чехословакия капитулировала без войны. И Гитлер двинул войска…

20 мая на чехословацко-германской границе в городке Хебе были зверски убиты генлейновцами два пограничника-чеха. Доктор Геббельс тут же выдал их за судетских немцев и прокричал в микрофон о трагической судьбе судетского населения в Чехословакии. Немецкие войска двинулись к чешской границе форсированным маршем, создавая впечатление, что в направлении Карловы Вары — Хомутов — Усти концентрируется практически вся армия. 6-я армия перешла границу и захватила пограничный город Аш. В Аше воцарился тот «новый порядок», что через год с небольшим будет насаживаться в захваченных Гитлером странах Европы. Генлейновцы тут же остановили железнодорожное сообщение, взяли под контроль автомагистрали, правительственные чиновники-чехи были силой смещены со своих постов и арестованы, начались погромы не только еврейских магазинов и лавок, но и принадлежащих чехам и словакам. Армейские части — городской гарнизон и полицейские подразделения — даже не смогли покинуть казармы, чтобы оказать сопротивление: они были окружены вооруженными до зубов судетскими штурмовиками. Чехи, решившиеся воевать за целостность Родины под угрозой ареста или расстрела на месте, пробирались в другие города, чтобы попасть в военные комиссариаты. По улицам Аша и окрестных сел свободно, как на нюрнбергских парадах, маршировали коричневые.

Президент Бенеш объявил мобилизацию.

Доктор Гофман явился на призывной пункт. В полутьме улиц Янске-Лазне раздавались свистки, приглушенные крики, кое-где выстрелы. Генлейновцы провоцировали полицию на столкновения. Возле призывного пункта плотным кольцом стояли солдаты, пристально вглядываясь в лица подходящих к длинной очереди. Опасались, как бы генлейновцы не проникли в здание военного комиссариата. Было уже семь утра, но здание не открывалось. В толпе поговаривали, что комиссара намеренно задерживает мэр.

— Зря немца избрали городским головой, — прокомментировал кто-то.

— Ничего… — Гофман услышал голос санаторного киномеханика. — Сегодня он голова, а завтра — ж… На то и выборы назначаются. А, доктор, и вы здесь, это похвально…

— Здравствуйте, доктор, — Гофману улыбался секретарь городского комитета КПЧ Йозеф Вайда. — У нас тут полное единство среди чешского населения и, конечно, таких здравомыслящих патриотов, как вы, доктор…

— Я подписал воззвание в защиту республики. В Праге ведь состоялся митинг. Вчера я слушал речь Готвальда по радио. Более миллиона подписей, — Гофман пожал Вайде руку.

— Не пойму, — ворчливо сказал крестьянского вида парень, покручивая в руках потертую кепку. —