из бани.
Михайла и Петр пошли к Настеньке; та, обнаженная, с распущенными волосами, лежала на мягком душистом сене. Молчанов и Басманов закрылись на крюк, разделись.
– Не хуже царского приласкаем, ладушка, – хохотнул Михайла.
Беда грянула нежданно-негаданно. После Пахомия-бо-когрея 20люди Василия Шуйского напали на .государев дворец.
Самозванец был убит.
Зарезан Петр Басманов.
Михайла Молчанов, похитив государеву печать, кинулся в царскую конюшню. Вскочив на доброго скакуна, помчался из Москвы вон. По дороге в Польшу неустанно кричал:
– Жив великий государь! На Москве немчина убили. Спасся Дмитрий Иваныч. В Речи Посполитой от изменников упрятался. Не верьте Василию Шуйскому!
В Сандомирском замке Молчанов нашел приют у матери Марины Мнишек. Оба рассылали гонцов по всей Северной У крайне. Гонцы вещали:
– Жив Дмитрий! Скоро на Руси будет. Жив Красно Солнышко!
Глава 3 КНЯЗЬ ШАХОВСКОЙ
Григорий Петрович стоял у распахнутого
оконца. Во дворе, не замечая князя, прокудничали прибывшие с Дона казаки.
К амбарному срубу привалился чернявый длинноусый повольник Устимка в красных портках. Крепко спал, громко храпя и причмокивая губами. Подле – старая баранья трухменка и пустая баклажка из-под горилки.
К спящему ступил богатырского вида казак с тонким татарским жильным арканом. Едва унимая смех, склонился над донцом. Повольники затаились. Ужель не проснется?
Казак лишь что-то промычал и еще пуще захрапел. Повольники – в хохот.
– Ай да Нечайка. Ловок, чертяка!
Нечайка, привязав аркан за ус, отошел к станичникам.
– Где чалку кинем, хлопцы?
Казаки завертели кудлатыми головами. Возле амбара, под телегой, притулился пьяненький батюшка Никодим в замызганном подряснике.
– Чепляй к благочинному, Нечайка.
Казак охомутал концом аркана батюшкин сапог и подсел к повольникам, потягивающим из баклажек горилку.
Ждали!
Но- уснувших и пушкой не пробудишь, знай храпят.
– Эдак нам до ночи сидеть. Ишь, дрыхнут! – нетерпеливо загомонили казаки.
Нечайка вытянул из кармана зипуна кожаный кисет с турецким табаком и полез под телегу: кинул добрую щепоть в красные ноздри попа. Батюшка шевельнулся, приподнял голову и свирепо зачихал.
Казаки загоготали.
– Христов воскрес, отче!
Никодим чихал долго и натужно, слезы катились в сивую бороду. Отчихавшись, глянул в баклажку, вздохнул.
– Чарочку ба, сыне.
Казаки дружно молвили:
– Поднесем, отче, ступай к нам.
Батюшка на карачках выполз из-под телеги, поднялся, широко зевнул, перекрестил рот и шагнул к казакам. Аркан натянулся и дернул Устимку за аршинный ус. Казака будто вилами кольнули. Охнул, очумело вытаращил глаза, схватился за ус.
– Ай, што?
Небывалый хохот потряс княжье подворье. Шаховской негромко рассмеялся. Ну, народ бедовый, ну, бадяжники! 21
Отошел к столу, опустился в дубовое резное кресло. Согнав улыбку с лица, призадумался. Мысли вновь и вновь возвращались к тому, что не давало покоя уже несколько дней.
Чем же ответит Михайла Молчанов? Назовется ли Дмитрием? Вначале, когда прибежал из Москвы в Путивль, он соглашался на самозванство. Что же скажет теперь? Северские города только и ждут появления «чудом спасшегося государя». Время не терпит, пора выступать на Москву, а «царя» все нет и нет. Шуйский же вот-вот двинет войско на Путивль, Елецк и Кромы. И за кем останется победа, один бог ведает. Скорее бы пришел ответ от Молчанова. Шаховской оказался в Путивле три недели назад. Явился опальным князем: Василий Шуйский не простил дружбы с первым самозванцем. Новый царь, опасаясь на Москве крамолы, сослал многих бояр в Северскую Украйну.
Но Шуйский оплошал, сослав своего недруга в Пу-тивль. Город жил милостями Дмитрия Ивановича и кишел бунташным людом. Никто не хотел и слушать о воцарении Шуйского. Угомонить взроптавших попытался было старый воевода Андрей Иваныч Бахтеяров-Ростовский. С паперти соборного храма кричал толпе:
– Православные, киньте воровство и крамолы. Самозванец убит. Присягайте Василию Иванычу Шуйскому!
В ответ же неслось:
– Брешешь, воевода! Жив Дмитрий Иваныч!
Масла в огонь подбросил вновь прибывший воевода Григорий Шаховской. Молвил городу:
– Князь Ростовский – сподручник Шуйского. Ныне оба супротив истинного государя зло умышляют.
И толпа взорвалась:
– Не хотим Шуйского! Побьем изменщиков!
Князя Бахтеярова-Ростовского столкнули с паперти и посекли саблями. Убили путивльских голов Ивана Лов-чикова и Петра Юшкова. Хоромы, дворы, конюшни и амбары пограбили и разорили.
Упиваясь расправой, горланили:
– Айда на дворян и купцов! Айда на приказных!
Шаховской едва утихомирил:
– Путивльские дворяне, купцы и приказные Дмитрию Иванычу крест целовали. Не будет от них тесноты.
Сидел Шаховской, как на пороховой бочке. Обеспокоился:
«Народ удила закусил, волей пьян, день-деньской на площади гомонит. Того гляди всех богатеев перебьет.»
Народного гнева побаивался: не хотелось мужика и холопа от ярма избавлять. Дай волю – на шею сядут. Но не по душе было и Шуйского терпеть. Ежели Мишка Молчанов назовет себя Дмитрием, то народ пойдет за ним. Мишка будет сидеть на троне, а править Русью станет он, Григорий Шаховской.
В этой тщеславной мысли Григорий Петрович давно уже укрепился. Именно он должен стать правителем великой державы. И даже более того: самозванцы не вечны, год-другой – и трон будет свободен. И тогда… и тогда правитель Шаховской венчается на Московское царство.
Взбудораженный и повеселевший, Григорий Петрович поднялся из кресла и вновь подошел к раскрытому оконцу. Во дворе по-прежнему дурачились казаки.
Богатырь Нечайка просил у щербатого кривоглазого Левки Кривца горилки. Тот жадничал.
– Нема, есаул. Пуста баклажка.
– Брешешь, Кривец.
Нечайка сорвал с головы донца меховую трухменку и шагнул к амбарному срубу.
– Ты что?
