смысла – меня купят еще до торгов.
– Могут выбрать и меня, – успокоил девушку мужчина.
Эва поморщилась и поправила на запястье натирающий кожу слишком узкий браслет.
– Знаешь, а я бы радовалась, если бы меня купили.
– Ты так боишься торгов?
– Я боюсь боли.
Хэмелл устало вздохнул и в сотый раз повторил:
– Боль в твоей голове. Ты выдумала ее, запрещая себя получать удовольствие от смены облика. Для хэмелла принимать другую внешность так же естественно, как дышать, и не имеет значения, кто твои родители. Если ты родилась с даром многоликости, ты обладаешь всеми возможностями нашей расы.
На лице девчонки застыло упрямое выражение. Она не верила. А вот он почти сам поверил собственным словам, столь убедительной вышла его речь. Слышали бы его друзья – обхохотались бы до слез. Солар подавил желание хищно осклабиться. Ему, представителю старой аристократии, не пристало утешать полукровок, как какому-то борцу за равноправие крови. Но боги, до чего забавно играть с малюткой!
– В одной из книг я вычитала, что если хэмелл часто меняет внешность, он в итоге забывает собственное лицо.
– Глупость, – возмутился мужчина, – примеряемые облики – всего лишь маски, которые в любой момент можно снять.
– А если носить одну и ту же маску очень долго? Она прирастает? – глухо поинтересовалась Эва, опуская глаза. – Я вот, не по своей воле, естественно, носила чужой лик шесть лет. И теперь не знаю, как выгляжу на самом деле, потому что никто не научил возвращать собственное лицо. Может статься, я жуткая уродина…
На миг он почувствовал боль полукровки, как свою собственную. С трудом отмахнувшись от чужой эмоции, Солар вдруг испытал жгучее желание увидеть ее истинную. Не устояв перед соблазном, не боясь выдать себя перед некромантом, возможно, в эту минуту подслушивающего их, он посмотрел на нее по- настоящему.
– Ты безупречно красива, Эва.
Впервые за все время их общения он, впечатленный увиденным, был искренен.
Уловив в голосе хэмелла неожиданное восхищение, девушка удивленно подняла на него глаза.
– Ты утешаешь меня или, правда, можешь видеть сквозь чужие лица?
– Зачем мне врать?
– Вроде бы не зачем, – согласилась девчонка и попросила: – Пожалуйста, опиши, как я выгляжу.
– Опишу, но после того как ты научишься менять внешность так, как я тебе рассказал.
– Да я помру от любопытства! Возможно, у меня не получиться сделать это до торгов и наши пути разойдутся!
– Старайся, у тебя хороший стимул, Эва.
– Ну, Солар, ну, пожалуйста! Вдруг у меня не получиться вообще?
Хэмелл развел руками.
– Не умоляй, Эва, лучше иди и тренируйся.
Настаивать на своем девушка побоялась. И к купальне она не пошла – полетела, словно на крыльях надежды.
Ставя условие, он не преследовал благих целей, он развлекался. Для женщины мучиться любопытством – хорошая пытка, значит, не такой уж он беспомощный: лишенный магии, закованный в цепи, он все еще мог управлять окружающими.
Когда шаги Эвы затихли, Солар зло сжал прутья окошка – с уходом полукровки к нему вернулась скука.
***
Школа ордена Воды,
52-й день прихода Эвгуста Проклятого
Верховный магистр Дюжины проснулся от шума под его окнами. Несколько ударов сердца Альберт пытался поймать за хвост ускользающее приятное сновидение, затем разочарованно вздохнул и прислушался к крикам.
– Отдай! – гневно звенел высокий девчоночий голосок.
– Попроси хорошенько, может, и отдам, – нагловато-вальяжно ответил мальчишеский бас.
– Она моя! Почему я должна просить? – удивленное возмущение в тоне девочки.
– А зачем она такой глупой курице как ты?
– Хы-хы-хы, глупой курице ничего не надо! – отозвался второй мальчишка.
Альберт Элевтийский зевнул, накинул на плечи халат и подошел к распахнутому окну. До глубокой осени магистр, не боясь холода, предпочитал спать в хорошо проветриваемом помещении. Этим утром он пожалел о своей привычке – лег он за час до рассвета и не успел восстановить силы из-за крикливых детишек.
– Отдай, Дитр!
– Отвали, дурочка!
Магистр чуть высунулся в окно, поставив локти на подоконник, и поискал взглядом нарушителей его спокойствия. Так и есть, он не ошибся: спозаранку да еще на чужой территории, в гостях, выясняли отношения его воспитанники.
– Отдай! Она моя! – в голосе светловолосой девочки зазвенело отчаяние.
– Так попробуй забрать, уродина! – презрительно предложил первый обидчик, высокий чернявый крепыш. – Лови, Брим!
Второй хулиган легко поймал блестящий предмет и поинтересовался:
– Зачем она тебе, Олли? Ведь ты все равно не можешь магичить?
– Не твое дело, дурак! – девочка бросилась на соученика, пытаясь вырвать у него из рук светящуюся зеленым магическую головоломку.
Альберт, увидев, что малышня затеяла возню из-за игрушки, презрительно скривился.
Он не любил детей, не умел найти с ними общий язык, да и не пытался никогда их понять. Жаль, что положение магистра ордена обязывало курировать и магическую школу. Правда, он свои обязанности воспитателя практически все скинул на плечи помощников, предпочитая не связываться с юными дарованиями. Лишь у старшекурсников, считая их вполне взрослыми, он вел несколько предметов.
Но доставить троих «дикарей» в школу ордена Воды пришлось ему самому, поскольку Альберт хотел встретиться с Сиеллой наедине, вживую. Разговор через зеркало по многим причинам его не устраивал. Да и Лавджой выпросил несколько дней, чтобы уладить какие-то семейные проблемы.
– Эй, руки прочь от девчонки! – под окнами гостя школы Воды появилось новое действующее лицо.
Среднего роста, крепко сложенный, рыжеволосый, с молочной кожей паренек выглядел решительно настроенным. На шее у него магистр заметил ограничивающий магическую силу ошейник. Похоже, это один из близнецов-«дикарей», про которых рассказывала Сиелла.
Мальчишка с граблями наперевес закрыл собою ошеломленную юную магичку и пафосно заявил:
– Колотить девушек низко для настоящих мужчин и будущих магов.
Дитр и Брим удивленно переглянулись – бить Олли они не собирались. Как ни доставала их эта мелюзга, дальше грубых слов и оскорблений они не заходили.
Магистр приготовился разнять драчунов и спасти глупца, решившего вмешаться во внутренние