будет тяжело.
Рут. Но ты увидишь новые страны, встретишь новых людей… А мы останемся здесь, на старом месте, где все каждую минуту будет напоминать о тебе. Не стыдно ли тебе уезжать сейчас — весной, когда все кругом так чудесно?
Роберт (с недовольной гримасой). Ты-то не говори со мной как с безнадежно больным. Надоело от других слушать. Право же, Рут, я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Не ради своего здоровья я собираюсь путешествовать.
Рут. Разумеется. Тебе хочется проявить себя, попытать счастья, как говорит твой отец.
Роберт (рассердившись). Наплевать мне на все это! Я б и дорогу не пересек ради всего этого! Я скорее бы сбежал…
Рут (несколько озадачена). Ну, если не поэтому…
Роберт (быстро повернувшись к ней, с удивлением, медленно). А почему ты об этом спрашиваешь, Рут?
Рут (опуская глаза под его испытующим взглядом). Потому что…
Роберт (настойчиво). Почему?
Рут. Просто так…
Роберт. Я не смог бы остаться дома, если бы и хотел. А забудут меня здесь очень скоро.
Рут (пылко). Никогда! Я не забуду никогда!
Роберт (мягко). Обещаешь?
Рут (уклончиво). Конечно. Как не стыдно думать, что кто-нибудь из нас сможет забыть тебя.
Роберт (разочарованно). О!..
Рут. Но ты мне еще не сказал, почему ты уезжаешь от нас. Скажешь сейчас? Да?
Роберт (печально). Вряд ли ты поймешь. Трудно объяснить даже самому себе. Это какое-то внутреннее, инстинктивное тяготение — его не проанализируешь. Оно либо есть в тебе, либо нет. Оно в крови, в костях. Но не в мозгу, хотя воображение тут играет очень большую роль. Я ощутил это еще ребенком. Ты не забыла, каким я был в те дни?
Рут. Они прошли, Робби, не стоит вспоминать.
Роберт. Нет, нужно, иначе ты не поймешь. Так вот в те дни мама, бывало, хлопочет по дому… Чтобы я ей не надоедал, она пододвигала мой стул к окну и говорила: 'Сиди тихо и смотри на улицу'. И я сидел спокойно.
Рут (с жалостью). Да, ты был спокойным ребенком и к тому ж очень хворал.
Роберт. Сидел и смотрел поверх полей, за холмы, вон туда — видишь?
Рут (очарована его тихим, мелодичным голосом). Понимаю…
Роберт. Это были самые счастливые минуты у меня в детстве. Я любил бывать один. Мне нравилось следить, как прячется за горизонт солнце, как разливаются по небу чудесные краски. Каждый вечер небо бывало разным — то облачным, то совершенно чистым, и по-разному окрашивал его закат. Я поверил — там, за горизонтом, по ту сторону холмов, скрыта страна чудес, там живут добрые феи.
Рут (печально). А у нас совсем наоборот.
Роберт. Отец даже маму стыдил и запрещал ей рассказывать нам с братом о чем- либо подобном. В доме разговаривали всегда только о делах, о ферме да о земле. Я не выносил этих разговоров — вот поэтому, должно быть, и поверил в фей.
Рут (очарованная, шепчет). Да, Роб!
Роберт. Ты чувствуешь…
Рут. Да, Робби, да.
Роб, как я могу не чувствовать? Ты так рассказываешь…
Роберт. Теперь ты все знаешь. Но есть и еще кое-что.
Рут. Еще, Роб? Расскажи, ты должен.
Роберт (испытующе смотрит на нее. Она опускает глаза). Не знаю, стоит ли. Ты очень хочешь, чтобы я сказал? И ты не рассердишься? Обещаешь?
Рут (по-прежнему не глядя на него, мягко). Обещаю.
Роберт (просто). Я люблю тебя, Рут. Вот другая причина моего отъезда.
Рут (закрывает лицо руками). Роб!
Роберт. Дай мне кончить, раз уж я начал. Я не собирался говорить. Но теперь чувствую, — должен. Пусть тебя это не беспокоит! Я уезжаю далеко, может быть, навсегда. Всю жизнь я любил тебя, и это стало ясно мне только тогда, когда я решил ехать с дядей Диком. Я вдруг понял, что расстаюсь с тобой навсегда! Мне стало невыносимо больно! Я понял — я люблю тебя, люблю с тех пор, как помню себя.
Рут (бурно). Нет! Нет, я не люблю Энди. Не люблю.
Роберт (выражение растерянности сменяется выражением огромного счастья. Прижимает ее к себе и говорит медленно и нежно). Ты хочешь сказать… ты любишь меня?
Рут (рыдая). Да-да, конечно, люблю!