На столе у Пайка стояли чернильный прибор, большой настольный календарь с загнутыми углами, стетоскоп, три пачки рецептов и блестящий коричневый шар размером с мяч для игры в гольф. Он взял его в руку.

— Нам придется долго работать вместе, — сказал я, — почему бы нам не поладить?

— Замечательная мысль, — согласился доктор Пайк.

Мы с первого взгляда почувствовали друг к другу отвращение, но у него было передо мной преимущество — воспитание и образование. Поэтому он тяжело сглотнул и постарался стать еще любезнее.

— Значит, эта коробка с… — он оборвал фразу, чтобы я закончил предложение.

— Яйцами, — поставил я точку. — Коробка с яйцами.

— …может прийти через один-два дня.

— Это не соответствует полученным мной инструкциям, — сказал я.

— Возможно, — сказал доктор Пайк. — Но различные сложности не позволяют точно назначать сроки. Люди, которые этим занимаются, не из тех, кому можно диктовать…

Его английский был великолепен, без малейшего акцента. Так мог бы говорить иностранец, прилежно изучавший язык.

— Да? — вставил я.

Пайк улыбнулся сжатыми губами.

— Мы профессионалы. От нашего поведения зависит наше существование. Главное — не делать ничего неэтичного.

— Главное, чтобы официально было отмечено, что мы не делаем ничего неэтичного.

Пайк усмехнулся.

— Пусть будет по-вашему, — согласился он.

— Договорились, — подвел я черту. — Когда будет готова ваша коробка?

— Разумеется, не сегодня. Вы знаете парк Сент-Джеймс? Там вокруг детской песочницы есть несколько лавочек. В субботу днем, в четыре сорок пять встретимся возле них. Вы спросите, нет ли у меня газеты с ценами фондовой биржи, я достану «Файнэншл Таймс» и скажу: «Можете несколько минут почитать». Но если у меня будет журнал «Лайф», не заговаривайте со мной. Это предупреждение об опасности.

Пайк поправил желтый галстук-бабочку и кивком головы показал, что я свободен.

Боже мой, подумал я, чем они занимаются?! Но кивнул так, словно моей обычной работой было разгадывание таких вот шарад, и открыл дверь.

Пайк проводил меня словами:

— …продолжайте принимать таблетки и приходите на прием через неделю…

Это было сказано ради двух божьих одуванчиков, которые сидели в приемной. Пайк беспокоился зря. Выходя, я услышал, как он орал изо всех сил, пытаясь привлечь внимание своих престарелых клиенток.

Я разумно предположил, что эти парни, затеяв такой цирк, могут и установить за мной слежку. Поэтому взял такси, дождался, когда мы попали в дорожную пробку, быстро расплатился с водителем и поймал другое такси, ехавшее в противоположную сторону. Такая тактика, если ее правильно применять, очень помогает оторваться от «хвоста», особенно если сам он сидит в машине.

Перед ленчем я уже был в конторе.

Я доложил обо всем Долишу. Он обладал тем непреходящим и неувядающим качеством британского чиновника, которое вырабатывается на боевом посту и внушает доверие местным жителям. Единственное, что интересовало Долиша в жизни помимо антиквариата, которым была забита контора возглавляемого им подразделения, было изучение и выращивание садовых растений. Я предполагаю, что между этими интересами имелась какая-то тайная связь.

Долиш ел сэндвичи, принесенные из кулинарии, и донимал меня вопросами о Пайке и Харви Ньюбегине. Мне показалось, что он слишком уж серьезно воспринял все происшедшее, но хитрый старый черт Долиш мог располагать такой информацией обо всем этом, к которой у меня доступа не было. Когда я сказал, что согласился для Харви Ньюбегина работать на полставки, Долиш неожиданно произнес:

— Ну, в этом вы не солгали, не так ли?

Он откусил кусок сэндвича с солониной и протянул:

— Знаете, что они сделают дальше?

— Нет, сэр, — ответил я. Я действительно не знал этого.

— Они пошлют вас в свою школу, — он кивнул головой, как бы подтверждая догадку. — Когда предложат, соглашайтесь. В этом есть смысл.

Долиш уставился на меня. Что-то маниакальное проявилось в его лице. Я кивнул. Долиш процитировал что-то отдаленно знакомое:

— Если я сказал ему раз, значит, я сказал тысячу раз.

— Да, сэр, — отозвался я.

Старый черт нажал на кнопку селектора:

— Если я сказал ему раз, значит, я сказал тысячу раз. Мне не нравится этот хлеб с тмином.

Из динамика донесся голос Алисы, похожий на бесстрастную магнитофонную запись:

— Один — круглый пшеничный хлеб, другой — круглый ржаной с тмином. Очевидно, вы съели не те бутерброды.

— Я тоже не люблю хлеб с тмином, — вмешался я в их беседу.

Долиш одобрительно кивнул мне, и я повторил эту фразу в селектор громче и четче.

— Никто из нас не любит хлеб с тмином, — с милой рассудительностью подытожил Долиш. — Как мы можем квалифицировать этот факт?

— Ну, вряд ли я могу сообразить, — неуверенно ответил селектор.

— Полагаю, — сказал Долиш, — что лучше всего было бы занести эти сведения в папку с грифом «совершенно секретно».

Он улыбнулся мне и одобрительно закивал, радуясь своей шутке.

— Нет, сэр, — донеслось из селектора. — Бросьте их в корзину для несекретных бумаг. Я попрошу кого-нибудь вынести ее. Хотите что-нибудь другое?

— Нет, Алиса, спасибо, — ответил Долиш и отключил селектор.

Я мог бы предсказать, что он не переспорит Алису. Это еще никому не удавалось.

Но такая мелочь не могла огорчить Долиша. В этом году он преуспевал. В Министерство финансов были представлены январские сметы, и Долишу удалось почти вдвое увеличить наши ассигнования, хотя предсказывали, что нас вообще закроют. Я провел достаточно много времени в армии и на государственной службе, чтобы понять, что мне не нравится там работать. Но сотрудничество с Долишем оказалась настоящим высшим образованием и, наверное, единственной учебой, от которой я получал удовольствие.

— Пайк, — задумчиво произнес Долиш. — Они постоянно вербуют врачей, не так ли?

— Врачи имеют одно преимущество, — сказал я. — Приемная полна народу, а встречи проходят в обстановке полной секретности, как и положено в кабинете врача. В самом деле, очень умно.

Долиш снова вспомнил о сэндвичах. Он выковырял ножом для бумаг тмин из бутерброда и откусил кусочек.

— О чем это вы говорили? Я не расслышал…

— Вербовка врачей — хитроумное дело.

— Нет-нет, если они застревают между зубами, эти тминные зернышки, уже не вытащить. Не могу представить, что кто-нибудь любит хлеб с тмином. Между прочим, когда вы вышли от доктора, за вами установили слежку. — Долиш сделал неодобрительный жест ладонью. — Но вы, конечно, это предусмотрели, иначе бы не проделывали такие маневры, чтобы оторваться от «хвоста»…

— Кто следил за мной?

— Мы еще не знаем. Я послал за «хвостом» молодого Чилкотт-Оутса, но пока наша добыча делает покупки на Финчли-Роуд, а парень идет по пятам. Вряд ли у него есть время позвонить.

Я согласно кивнул. Долиш, однако, сказал: