дороги через сельскохозяйственные угодья, если поблизости есть залежи ценных ископаемых; при этом местные власти платят владельцу отступное».
— Это я сама только что придумала, но Джон ни за что не догадается, — сказала Эмма, не поднимая глаз.
— «Если в предлагаемой мной сделке тебя все устраивает, вышли мне деньги обычным почтовым переводом. Пока мистер Уитерс завершает отделку дома, который он для нас выстроил, я проживаю в респектабельном пансионе, где останавливаются проезжающие леди.
Можешь полностью на меня положиться.
С уважением,
твоя сестра
Эмма Роби Уитерс».
— И все-таки я никак не могу взять в толк, почему он должен тебе поверить, — сказал Нед.
— О, ты его не знаешь. Он просто помешан на деньгах. Это мешает ему трезво смотреть на вещи, — сказала Эмма. — Кроме того, ему и в голову не придет, что его единственная сестра может поступить с ним нечестно. Эта мысль была бы для него слишком унизительна.
Нед пожал плечами:
— Что ж, возможно, ты и права.
Такие мужчины, как Джон, были хорошо знакомы Эдди, поэтому она просто кивнула в знак одобрения. Пока Эмма в очередной раз переписывала свое послание начисто, Эдди полезла в комод, достала из выдвижного ящика марку стоимостью в два цента и положила на стол.
Эдди боялась, что Эмма может передумать, и не хотела рисковать.
— Уэлкам опустит письмо в почтовый ящик сегодня же вечером. Зайди, Уэлкам! — окликнула она негритянку, ни секунды не сомневаясь, что та подслушивает у задней двери. Более того, мысль о том, что служанка где-то здесь рядом, странным образом успокаивала ее, позволяла ей чувствовать себя более уверенно, словно под охраной. Через несколько секунд задняя дверь распахнулась, и в комнату бесшумно, как тень, проскользнула Уэлкам. Не сказав ни слова, она взяла письмо со стола и сунула его вместе с маркой в карман фартука. Потом она повернулась и вышла из кухни; сквозь кухонное окно Эдди видела, как Уэлкам широкими шагами пересекла двор и, выйдя на грязную дорогу, которая вела к городу, растаяла в вечернем сумраке.
3
Мисс Тилли и мисс Белли отправились в поход по салунам, поставив Эдди в известность, что у них нет никакого желания проводить, время в компании с женщиной, которая похожа на немолодую школьную учительницу. Эдди не имела представления, где они почерпнули информацию о школьных учительницах да еще и прониклись к ним такой неприязнью, поскольку, по ее сведениям, в школу они никогда не ходили.
Уэлкам на заднем дворе развешивала выстиранное белье на веревках, натянутых между сараем и деревянной уборной. Эмма ухаживала за побегами чайных роз, которые она посадила на заднем дворе. Она обращалась с ними очень нежно — как если бы это были ее дети, и каждый час или два их поливала. Эдди, обмахиваясь веером, сидела на стуле с прямой спинкой в тени заднего крыльца, наблюдая за тем, как Эмма ходит за водой; ведро она несла в правой руке, а левую держала на отлете и балансировала ею. Эмма отрабатывала свой стол и кров в поте лица, и Эдди считала, что в этом ей необходимо отдать должное. За пять дней, что Эмма провела в «Чили-Квин», она показала себя мастерицей на все руки и ни минуты не сидела без дела. Она выбила и вычистила ковер, покрывавший пол в гостиной, сшила шторы для окон на кухне, засеяла находившийся в ведении Уэлкам огород и вставила выбитое стекло в спальне. Когда у нее выдавалось свободное время, она доставала свой мешочек с принадлежностями для рукоделия и принималась сшивать вместе разноцветные лоскутки; она уже успела изготовить не менее полудюжины фрагментов лоскутного одеяла, над которым работала. Тем не менее Эдди не могла отделаться от навязчивого чувства, что с этой женщиной что-то не так. Она не могла сказать, что именно, и это ее нервировало.
— Эта дамочка вкалывает как ломовая лошадь. На нее смотреть — и то утомительно, — заметил Нед. Он сидел на ступеньках крыльца рядом с Эдди, облокотясь на колени и подперев голову рукой.
Эдди хотела было сказать, что его утомляет не только любой труд, но даже мысль о нем, но вовремя прикусила язычок.
— Ты слышал когда-нибудь, чтобы в борделе росли розы? — спросила она, переводя разговор на другую тему. — Не хватает еще, чтобы во дворе появилась статуя какой-нибудь собачки и изо рта у нее забил фонтан.
— А что? Неплохо бы смотрелось. Когда я жил на ферме, мои сестры всегда сажали цветы, — сказал Нед. — А если Эмма и впрямь установит здесь статую собаки, ее можно будет назвать Рио. У меня была когда-то собака по кличке Рио. Лохматая черно-белая псина таких вот примерно размеров. — Нед чиркнул по воздуху рукой на уровне колена.
Эдди с любопытством на него посмотрела.
— Не припомню, чтобы ты раньше говорил о доме. За исключением того, что с радостью его оставил.
— Я и сейчас этому рад, — протянул Нед, лениво созерцая двор. — Потому-то и вспоминаю о доме редко. Но я хотел бы снова увидеть Рио. Правда, он, скорее всего, уже сдох. Если же нет, ему сейчас должно быть лет двадцать пять.
— А почему ты вообще вспоминаешь о тех давно минувших днях? — Эдди отложила веер, достала платок и вытерла шею. Потом она просунула руку с платком за вырез платья, чтобы промокнуть выступившую на плечах и на груди испарину. — На мне можно яичницу жарить — так я нагрелась.
Нед повернулся к ней и стал с улыбкой наблюдать, как она оттягивала на своей пышной груди и плечах платье, пытаясь хоть немного охладиться.
— Быть может, потому, что у меня с некоторых пор появилась сестра, о существовании которой я даже не подозревал.
— Принеси мне водички попить, ладно?
Нед поднялся с места и лениво побрел к колодцу. Пока он поднимал ногу, сгибал ее в колене, ставил на землю и поднимал другую, хватило бы времени, чтобы просвистеть мотивчик популярной песенки. Подняв ведро, Нед зачерпнул ковшом воду и, расплескивая ее во все стороны, отнес Эдди. Она напилась, после чего отдала ковш Неду. Он сделал несколько глотков, а оставшейся водой аккуратно полил розовый кустик — один из тех, что Эмма посадила вокруг дома.
— И с чего это тебе взбрело в голову сказать ей, что мы — родственники? Что-то я не припомню, чтобы ты прежде придавала такое значение респектабельности.
Эдди взяла веер и с шелестом погнала им прочь от себя горячий воздух. Честно говоря, она и сама не знала, почему не сказала Эмме правду, и была немного удивлена, что эта женщина даже не заподозрила, как все обстоит на самом деле. Возможно, впрочем, она во всем уже разобралась и молчала из опасения, что Эдди потребует у нее назад свою спальню.
— Когда в воскресенье утром ты влез к ней в окно, она пребывала в убеждении, что находится в пансионе. Возможно, в тот момент я не хотела, чтобы она знала, что я сплю с преступником. У меня, знаешь ли, тоже есть гордость.
— Да ладно тебе, Эдди! «Гордость» — скажешь тоже. Когда это тебя заботили такие вещи? — Нед снова присел на ступеньку. — Тебе надо сказать ей правду — и теперь же. Тогда мы сможем забрать у нее спальню.
Эдди обдумала его слова. Ей ничего не хотелось так сильно, как снова оказаться в постели рядом с Недом. Он был на редкость привлекательный мужчина. Когда он вот так едва заметно ей улыбался, а взгляд