Энн и сестру последовать за ним.

Энн взяла себя в руки. Она не поддастся панике и будет вести себя естественно. Она знает правила, знает почти всех этих людей, уставившихся на нее с таким любопытством… Некоторых она когда-то считала друзьями. Вон рядом со своим мужем Альфредом стоит Кристин» Элдред Шоу. Энн и Кристин, буквально друг за другом, в течение одной недели были представлены нью-йоркскому высшему обществу. А это — Агата Кливз, недавно начавшая вновь выходить в свет после очень тяжелых родов — она родила сыновей- близнецов. И здесь же, в этом зале, находится человек, которому она поклялась отомстить за то, что он разбил ей жизнь. Именно он стоит сейчас у фонтана, сооруженного Ветмором к началу летних балов. Имя этого человека — Генри Оуэн. Он уничтожил её репутацию, опозорил ее.

Опозорил.

Это слово вертелось у Энн в голове, пока она рассматривала собравшихся, старательно обходя взглядом Генри. Каждый летний сезон в Ньюпорте кто-нибудь из девушек оказывался «опозоренной», но едва ли кому-то из них приходилось страдать от этого всю жизнь, как придется страдать Энн. Разумеется, деньги могут уладить почти все проблемы. Деньги в комбинации с хорошим замужеством могли сотворить чудо с погибшей репутацией. Девушка могла быть «опозорена» на неделю, а на следующей неделе воскресала благодаря отчаянным усилиям родителей. А вот репутацию мужчины могло безнадежно загубить только одно событие — банкротство. Все, что требовалось от них для восстановления репутаций, это правильно распорядиться деньгами — в нужное время и в нужном месте.

Но Энн Фостер, пятая дочь баснословно богатых нью-йоркских Фостеров, гадкий утенок в своей семье, была опозорена навсегда. Энн была убеждена — ничто на свете не сможет восстановить ее доброе имя. Беатрис была с ней согласна. Вот почему месть будет так сладка! Идея, которую они вскоре стали называть «планом», целиком принадлежала Беатрис. Этот план они договорились воплотить в жизнь уверенно и твердо, с сознанием своего морального превосходства. Однако в их плане существовало одно слабое место, от которого Беатрис просто отмахнулась, но которое тревожило Энн со дня возникновения этой идеи: для того, чтобы их план удался, Энн должна быть красавицей. Потому что если Генри Оуэн и имел слабость, то такую же, как и большинство мужчин, — он обожал красивых женщин. Они слетались к нему, как мотыльки к горящей лампе. Энн была единственным исключением из этого правила, единственной некрасивой девушкой, посмевшей глядеть на него с восхищением. Конечно же, она не понимала этого два года назад, убедив себя и всех, кто хотел ее слушать, что Генри Оуэн — прекрасный, благородный человек. Человек, который знает, что главное — это душа, а не красивое тело. Какая чушь!

— Я готова встретиться с ним, — сказала Энн сквозь зубы.

— Давай разожжем его аппетит чуть сильнее. Я хочу, чтобы к тому времени, когда мы подойдем к нему, он сгорал от нетерпения узнать, кто же эта прекрасная незнакомка. — Беатрис оценивающе взглянула на подругу. — Я рада, что ты, наконец-то, взяла себя в руки и справилась со своим страхом.

— Для этого мне стоит лишь напомнить себе о том, какой дурой я была два года назад.

— Хорошо.

Энн нахмурилась. Легкость, с какой Беатрис согласилась с этой самоуничижительной характеристикой, уколола ее самолюбие. Но она действительно была дурой, самой худшей из дур — девчонкой, потерявшей голову от любви, отрицавшей очевидное. Генри Оуэн использовал ее холодно, грубо, бессердечно и жестоко.

— Пойдем, испытаем твой новый облик на этих двуличных мерзавцах, — Беатрис повернулась к своему брату. — Томас, мы переходим к выполнению первого пункта нашего плана.

Томас снисходительно улыбнулся и, отвесив небрежный поклон, удалился.

— Мама тоже где-то здесь, наверняка следит за нами, так что все в порядке, — сказала Беатрис беззаботным гоном, желая приободрить Энн.

— Да, все в порядке, не беспокойся. Мы не испортим репутации нашей новой барышне, — ответила Энн, намекая, что ее собственная безнадежно загублена.

Беатрис усмехнулась, высматривая потенциальную жертву.

— Чтобы устроить настоящую проверку, нужно выбрать кого-то, кто знает тебя достаточно хорошо. Энн осмотрела зал.

— Кристин.

Беатрис одобрительно кивнула.

— Если у тебя получится, то, безусловно, ты сможешь ввести в заблуждение и этого негодяя. Только старайся поменьше говорить.

Энн вздохнула, помимо воли почувствовав легкий укол в сердце от того, как Беатрис назвала Генри. Ее подруга никогда не называла его мистер Оуэн или Генри, только — «этот негодяй». Страдания, выпавшие на долю Энн, только укрепили их дружбу. Беатрис Лейден, невеста на выданье, знала так же хорошо, как и Энн, что дружба с опозоренной девушкой может привести к потере собственной репутации. Но храбрая Беатрис упрямо и яростно защищала и поддерживала Энн, которая могла лишь молить Господа, чтобы Он уберег ее от еще более тяжелых испытаний.

Подруги направились в ту часть зала, где находилась Кристин Элдред Шоу. По дороге они раскланивались со знакомыми, которые не могли скрыть своего интереса к сопровождающей Беатрис красивой блондинке. В тесном ньюпортском обществе все знали всех, и появление нового лица всегда вызывало большое любопытство. Энн, несмотря на все свое волнение, в глубине души испытывала азарт и даже была несколько разочарована тем, что никто ее не узнает. Смелость ее возрастала с каждым шагом, с каждым заинтересованным мужским и завистливым женским взглядом. Она проходила мимо людей, которых знала всю свою жизнь, и ни на одном лице не мелькнуло даже намека на то, что ее узнали. Возможно, подумалось Энн, этот вечер принесет ей триумф, а не провал, чего она втайне боялась. Даже если их план никогда не будет выполнен до конца, будет приятно вспоминать о том, как она одурачила Генри Оуэна.

— Кристин, какое у тебя чудесное платье! — воскликнула Беатрис вместо приветствия. — Я боялась, что, став замужней дамой, ты будешь одеваться, как матрона.

Кристин даже покраснела от удовольствия.

— Муж балует меня, — сказала она, отыскивая взглядом своего молодого супруга. — Должно быть, он в бильярдной. — Кристин недоуменно взглянула на Энн, потом обернулась к улыбающейся Беатрис.

— Ах, как невежливо с моей стороны, Кристин, но я не думала, что должна представлять тебе ту, кого ты знаешь. — Беатрис сжала губы, чтобы удержать смех, отметив про себя очевидное недоумение, отразившееся на лице Кристин.

— Только это было, немногим более двух лет назад, — сказала Энн тихо. — Но ты ведь не забыла меня, Крисси?

Кристин нахмурилась и напряженно уставилась на Энн с таким выражением, как будто рассматривала интересный экземпляр орхидеи. Потом ее глаза расширились, и она прикрыла рот обтянутой перчаткой ладонью, не сдержав возгласа удивления.

— Ах! Боже мой! Не может быть! — она начала испуганно оглядываться по сторонам, вдруг осознав, что обменивается любезностями с той самой Энн Фостер.

Взгляд Энн стал ледяным, но она продолжала улыбаться.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала Кристин испуганно. — О Господи! Неужели, это ты, Энн? Ну конечно, ты. О Боже… Ты… очень изменилась…

— Да. Очень. — Энн внезапно поймала себя на том, что ее забавляет затруднительное положение, в которое попала ее бывшая подруга. С одной стороны, Кристин явно хотелось поговорить с ней, а с другой — страшил общественный резонанс, грозящий уничтожить ее собственную репутацию.

— Да-да. Я едва узнала тебя. Я имею ввиду, что совсем не узнала тебя. — Она снова быстро оглянулась по сторонам. — Кто-нибудь еще знает, что ты здесь?

— Только ты и Беатрис. — Хорошее настроение Энн внезапно испарилось, когда она услышала, с каким облегчением вздохнула ее бывшая подружка.

— Слава Богу. — Потом, осознав жестокость сказанного, Кристин спохватилась и попыталась объяснить свой испуг. — Ну, ты же понимаешь, что все здесь тебя знают! И все знают, что произошло. Поэтому…