увеличить доход. Я серьезно, дело-то не терпит!

— У меня ни одного свободного денника. Пока я не могу принимать новых лошадей на постой. Конечно, можно отказаться от конторы, снова превратить ее в денник, но тогда мне негде будет беседовать с клиентами, которые хотят что-то обсудить. И нам с Линдси негде будет держать все наши вещи. Кстати, возможно, скоро придется покупать еще одного пони для уроков верховой езды. Нужно только найти подходящего. Соло стареет и становится все капризнее. Раньше он отлично переносил перевозку в фургоне, а позавчера почему-то взбунтовался — прямо сам не свой. Ветеринар считает, что он ослеп на один глаз. Если Мик прав, Соло больше не годится для уроков верховой езды. Он опасен для учеников — и вообще для окружающих. Что будет с ним дальше — и говорить боюсь. Я не могу даже выпустить его. Если он действительно ослеп, то может от страха лягнуть или укусить кого-нибудь. Его опасно держать здесь. Если же с учеником что-то случится, моей страховки не хватит, чтобы покрыть несчастный случай. Возможно, мне и сейчас не удастся свести концы с концами — ведь Мик Маккензи прислал новый счет! — Пенни всплеснула руками. — Посмотрим правде в глаза. Бедняга стал бесполезен, он стал обузой. — Она повертела в руках так и не вскрытый белый конверт. — А может, там его приговор, а вовсе не счет? Смертный приговор для Соло…

— Значит, придется пустить ему пулю в голову?

— Даже думать об этом не хочется. Какое-то время пусть попасется в леваде, но в конце концов… слепой конь есть слепой конь. Пока от него только одни расходы, а пользы никакой. — Пенни намотала на палец длинную каштановую прядь и смерила своего собеседника жалким взглядом.

— Но ведь уроки верховой езды вы проводите? Попробуй приглашать больше учеников. Может, обойдешься и без Соло?

— Без бедняги Соло — нет. И потом, нас с Линдси на все не хватает. Если одна из нас уезжает с учеником на верховую прогулку, второй приходится справляться со всем остальным. Ни у нее, ни у меня нет отпуска — ни одного нормального отпуска! Хотя на Пасху Линдси брала две недели — муж потребовал. Ты даже представить не можешь, как трудно мне пришлось без нее!

Эндрю как будто оскорбился:

— Но ведь я тебе тогда помогал!

— Извини, я не хотела тебя обидеть. Да, я прекрасно помню, как ты мне помогал, и очень тебе благодарна. Я очень признательна тебе, Эндрю, за все… Ты ведешь мою бухгалтерию, а с меня фактически ничего не берешь. Ты всегда приезжаешь ко мне, помогаешь выбивать денники, укрепляешь ограду, ставишь препятствия на конкурном поле… Ты делаешь все, что я ни попрошу. Ты — мой самый лучший друг!

Феррис окинул Пенни выразительным взглядом.

— Энди, не надо. Не забывай, ты ведь женат.

— Как ни странно, я еще помню об этом! Карен уже неделю в Португалии, плавает по реке под названием Дору. Вернется она только через неделю, пробудет дома несколько дней, а потом снова уедет… кажется, в Центральную Европу.

— Эндрю, она ведь сотрудница турагентства, гид. Ее работа не сахар!

— Да знаю я, знаю, что она много работает! И знаю, что работа ей очень нравится. Ни за что не стал бы просить, чтобы она ее бросила. Но мы с Карен прекрасно знаем: брак наш разбит. Как только кому-то из нас надоест ждать и молчать, между нами все будет кончено. Я жду, пока она первая скажет, что уходит. А она, наверное, ждет, пока то же самое скажу я.

— Эндрю, не забывай, я не веду в газете колонку советов по личным делам! — решительно возразила Пенни. — Кстати, даже если бы ты и не был женат, мы бы с тобой вместе не ужились: пусть я и не нянчусь со взрослыми обеспеченными лоботрясами, которые любят ездить в круизы, зато я все время провожу здесь, на конюшне.

— Моя милая старушка мама, — кротко заметил Эндрю, — часто читала романы в мягкой обложке… Так вот, герои в них женились по любви.

— Я не читаю романов в мягкой обложке — кстати, и ты тоже!

Он поморщился и закатил глаза:

— Жестокий, жестокий мир!

— Вот именно. Какой уж есть…

Дверной проем загородила чья-то тень. Оба подняли головы.

— Опять дождь, — сухо сообщила Селина Фоскотт. — Султана мы отвели в денник. Чарли сейчас его расседлывает. А вот и она!

Девочка с трудом перешагнула порог, сгибаясь под тяжестью седла. Сзади по грязи волочилась уздечка.

— Бросай все сюда! — распорядилась мамаша. — Ну как, порядок?

Последний вопрос относился к Пенни. Но та не успела заметить, что снаряжение в грязь лучше не бросать.

— Извините, нам пора, — заявила Селина. — Чарли, бегом в машину! Может, мы приедем завтра, если погода не испортится окончательно. А если испортится… тогда ждите нас в следующие выходные. — Мамаша Фоскотт развернулась и быстро зашагала прочь.

— Теперь понимаешь, о чем я? — прошептала Пенни. — Султана кое-как запихали в денник, кое-как расседлали, а снаряжение швырнули на пол в амуничной… Она даже не заикнулась о том, чтобы вычистить пони, расчесать ему гриву и хвост, раскрючковать копыта… Кстати, и снаряжение не чищено! — Она посмотрела на лежащее на полу седло и вздохнула. — Все бросили на меня и на Линдси.

— Именно это входит в плату за постой — по крайней мере, она так считает.

— Селина не права. Она платит вовсе не за это! Она платит за то, чтобы животное здесь содержали в чистоте, хорошо кормили и разминали… Мы разминаем Султана, если Чарли долго не приезжает во время учебного года. Ведь лошадь нуждается в постоянном внимании… Я уже не говорю о том, что уход отнимает много времени. Ее плата не возмещает ущерба от такого дня, как сегодня. Они явились вдвоем в плохую погоду, девочка немного поработала — и все. Грязного, потного пони поставили в денник! Какое невежество! Все равно что швырнуть грязное белье на пол в ванной и ждать, чтобы кто-то другой поднял его и выстирал! И вообще, когда животное заводишь, о нем нужно заботиться. Я ей не слуга!

— Так скажи ей об этом.

— С Селиной невозможно разговаривать.

— Тогда пусть забирает пони, свою капризную дочку и убирается куда хочет.

Пенни вздохнула:

— Селина решила сделать из Чарли чемпионку — правда, ни сама Чарли, ни Султан особого рвения не выказывают. Значит, у Чарли будут одна за другой появляться новые лошади, и всех она захочет держать на моей конюшне.

— Увеличь плату.

— Не могу. Я и так беру с нее по максимуму. Может быть, ты не заметил, но конюшня у меня не самая роскошная.

— Я люблю тебя.

— Вот видишь! Энди, новые сложности мне ни к чему. И потом, ты меня не любишь. Ты восхищаешься мной, потому что я упорно вкалываю, несмотря ни на что, хотя мне самой постоянно требуется помощь. И ты меня поддерживаешь, и Линдси самоотверженно трудится с утра до вечера… Кроме того, Илай Смит сдает мне участок за сущие гроши и разрешает выгонять лошадей попастись на соседнее поле. Вообще-то там уже не моя земля, а его, но Илай ничего не сеет…

Эндрю снова нахмурился:

— Илай — старый чудак. И такой обидчивый!

— Ну да, обидчивый… Зато на него можно положиться. А я все время боюсь одного: когда-нибудь ему предложат крупную сумму за его землю, и он не устоит. И тогда… в общем, конец всему. Мне земля не по карману.

Чайник тем временем закипел, тесное помещеньице наполнилось паром. Эндрю заварил чай и протянул Пенни щербатую чашку.

— Спасибо… — Она вздохнула. — Кстати, раз уж речь зашла об Илае, странно… — Пенни