Пинчона, потом перелетает на подбородок, потом идет по носу к широко открытым глазам. Неужели он не может прогнать муху? Неужели человек, у которого вчера было столько предположений, теперь так слаб, что не может прогнать муху?

Но тут вдруг раздается звонок из лавочки. После этой тяжелой ночи приятно удостовериться в том, что есть еще на свете живые люди и что даже этот старый, пустой дом находится в некотором сообщении с ними. Мы дышим свободнее, выйдя из приемной на улицу, которая пролегает перед Домом с семью шпилями.

После пяти дней ненастной погоды наступило такое утро, которое обещало вознаградить горожан за все, что они претерпели в это время. Дядюшка Веннер встал раньше всех в окрестностях и покатил по улице Пинчонов свою тачку, собирая разные остатки съестного у кухарок для корма своей свинке. Старик был очень удивлен, не обнаружив, против своего ожидания, глиняного горшка с разными остатками съестного, который обыкновенно ставился для него у задней двери Дома с семью шпилями. Когда он, возвращаясь в недоумении, затворял за собой калитку, скрип ее услышал обитатель северного шпиля.

— Доброго утра, дядюшка Веннер! — сказал художник, выглянув из окна. — А что, еще никто не встал?

— Не видно ни души, — ответил старик. — Но это и не удивительно. Еще только полчаса прошло после восхода солнца. Но я очень рад, что увидел вас, мистер Холгрейв! На той стороне дома странная какая-то пустота, как будто там нет больше ни одного живого человека. Передняя часть дома выглядит гораздо веселее, и цветы Элис распустились после дождя. Если бы я был моложе, мистер Холгрейв, то моя возлюбленная приколола бы к своей груди один из этих цветков, даже если бы я рисковал сломать себе шею. А не разбудил ли вас сегодня ночью ветер?

— Разбудил, дядюшка Веннер, — ответил, смеясь, художник. — Если бы я верил в привидения — я, впрочем, сам не знаю, верю я в них или нет, — то я бы заключил, что все прежние Пинчоны устроили себе пир в нижних комнатах, особенно на половине мисс Гепзибы. Но теперь там опять все тихо.

— Так немудрено, что мисс Гепзиба крепко спит после такой тревожной ночи, — сказал дядюшка Веннер. — Или судья забрал сестру и брата с собой в деревню. Я видел, как он входил вчера в лавочку.

— В котором часу? — спросил Холгрейв.

— Около полудня. Да-да, такое может быть. Оттого и моя тачка осталась без груза. Но я зайду опять днем, потому что никакое кушанье не бывает лишним для моей свинки. Желаю вам приятного утра. Да, мистер Холгрейв, если бы я был молодым человеком, как вы, то я сорвал бы один из цветков Элис и держал его в стакане до тех пор, пока не вернется Фиби.

Разговор на этом прервался, и дядюшка Веннер отправился своей дорогой; с полчаса ничто больше не нарушало тишины семи шпилей; ни один посетитель не заглядывал в них, кроме мальчика, разносчика газет, потому что Гепзиба последнее время регулярно покупала газеты. Потом к лавочке подошла толстая женщина, с чрезвычайной торопливостью, так что даже споткнулась на ступеньке перед дверью. Лицо ее разгорелось от быстрой ходьбы. Она толкнула дверь, но та была заперта, и тогда женщина толкнула ее еще раз с такой силой, что колокольчик неистово зазвенел по ту сторону двери.

— Черт бы побрал эту старуху Пинчон! — пробормотала гостья сердито. — Открыла лавочку и заставляет ждать себя до полудня! Но я или разбужу ее милость, или сломаю дверь!

В самом деле, она толкнула еще раз, и колокольчик, тоже расположенный к вспыльчивости, отозвался так резко, что его звон долетел до слуха одной доброй леди на противоположной стороне улицы. Отворив свое окно, эта добрая леди сказала нетерпеливой покупательнице:

— Вы не найдете здесь никого, миссис Гэббинс.

— Но я должна кого-нибудь найти! — возмущенно воскликнула миссис Гэббинс, нанося колокольчику новую обиду. — Мне нужно полфунта свиного сала, чтобы пожарить камбалу на завтрак мистеру Гэббинсу, так что пускай мисс Пинчон немедленно отворит дверь!

— Но выслушайте меня, миссис Гэббинс! — перебила ее добрая леди. — Она с братом отправилась к своему кузену, судье Пинчону, в его деревню. В доме теперь нет ни души, кроме этого молодого человека, художника, который живет в северном шпиле. Я сама видела, как старая Гепзиба и Клиффорд выходили вчера из дома.

— А откуда вы знаете, что они отправились к судье? — спросила миссис Гэббинс. — Он ведь богач, и они с мисс Гепзибой недавно поссорились из-за того, что он не давал ей денег. Это-то и заставило ее открыть лавочку.

— Это я хорошо знаю, — ответила соседка. — Но они уехали, это верно. Да и кто, скажите, кроме родственника, принял бы к себе в такую погоду эту сердитую старую девицу и страшного Клиффорда? Все именно так, как я говорю, будьте уверены.

Миссис Гэббинс пошла в другую лавочку, не перестав, однако же, сердиться на Гепзибу за ее отсутствие. С полчаса, а может быть, и дольше на улице у дома царила такая же тишина, как и внутри. Впрочем, вяз тихо качал своими роскошными ветвями на ветру, который почему-то дул только в этом месте. Рои насекомых весело жужжали под его густой сенью. Одинокая маленькая птичка с бледно-золотистыми перьями опустилась на цветы Элис.

Наконец наш маленький знакомый, Нед Хиггинс, появился на улице; он направлялся в школу, и так как за эти две недели у него впервые появилось еще несколько пенни, то он никак не мог не зайти в лавочку Дома с семью шпилями. Но лавочка была заперта. Долго он стучался в дверь с настойчивостью ребенка, преследующего важную цель, но напрасно. Он, без сомнения, мечтал о слоне или, может быть, намерен был съесть крокодила. В ответ на его усилия колокольчик изредка откликался умеренным звоном, но, разумеется, не доходил до того исступления, в которое привела его толстая миссис Гэббинс. Держась за ручку двери, Нед заглянул в окно лавочки и увидел сквозь прореху в занавеске, что внутренняя дверь, ведущая в коридор, была затворена.

— Мисс Пинчон! — закричал мальчишка в окно. — Мне нужен слон!

Так как на его зов не последовало никакого ответа, то Нед начал терять терпение, схватив камень, он уже готов был запустить его в окно, что и сделал бы непременно, если бы один из прохожих не схватил его за руку.

— Что ты здесь буянишь? — спросил он.

— Мне нужна мисс Пинчон, или Фиби, или кто-нибудь из них! — ответил Нед, всхлипывая. — Они не отворяют дверь, и я не могу купить слона.

— Ступай в школу, мелюзга! — сказал ему прохожий. — Тут, за углом, есть другая лавочка. Как, право, странно, Дикси, — обратился он к своему спутнику. — Что сталось со всеми этими Пинчонами! Смит, содержатель конюшни для приезжих, говорил мне, что судья Пинчон вчера оставил у него свою лошадь, пообещав забрать ее после обеда, но не забрал до сих пор. А один из слуг судьи приезжал сегодня в город разузнать, где он. Он, говорят, один из тех людей, которые не любят менять своих привычек, к примеру, ночевать в другом доме…

— Не бойся, вернется, куда он денется! — сказал Дикси. — А что до мисс Пинчон, то поверь моему слову, она увязла по уши в долгах и ушла от кредиторов. Помнишь, я предсказывал в то первое утро, когда лавочка только открылась, что ее нахмуренные брови отвадят от нее покупателей? Так и случилось.

— Я никогда и не думал, что у нее получится, — заметил приятель Дикси. — Эта, брат, торговля — не женское все же дело. Моя жена пробовала торговать, но только потеряла пять долларов…

— Дрянная торговля! — изрек Дикси, покачав головой. — Дрянная!

Тем утром было предпринято еще несколько попыток достучаться до жильцов этого молчаливого дома. Зеленщик, булочник, мясник один за другим являлись, пробовали отворить дверь и удалялись, так и не добившись успеха и сердясь, каждый по своему, на Гепзибу. Если бы кто-нибудь, кто наблюдал за этими сценами, знал об ужасной тайне, скрытой внутри дома, он был бы поражен тем, как поток жизни стремится проникнуть в это жилище смерти.