Она проехала между одинаковыми каменными колоннами и попала на частную дорогу, миновала березы, сирень и ровную лужайку и оказалась возле массивного дома в колониальном стиле. Когда Риццоли остановила машину под навесом, Патрик вышел из дома, чтобы поприветствовать ее.

— Спасибо, что согласились снова встретиться со мной, — поблагодарила Джейн, пожимая руку хозяина.

— У вас новости о Шарлотте? — спросил он, и Джейн было больно видеть надежду в его глазах, слышать дрожь в его голосе.

— Простите, если я плохо объяснила цель своего визита, — извинилась Риццоли. — Боюсь, я не смогу сообщить вам ничего нового.

— Но по телефону вы сказали, что хотите поговорить о Шарлотте.

— Это связано с нашим текущим расследованием. С убийством в китайском квартале.

— А какое отношение это имеет к моей дочери?

— Пока не знаю, господин Дион. Однако есть обстоятельства, которые навели меня на мысль, что история Шарлотты связана с исчезновением другой девочки.

— Много лет назад это уже исследовал детектив Букхольц.

— Я собираюсь снова заняться этим вопросом. Прошло девятнадцать лет, но мне не хотелось бы, чтобы о вашей дочери забыли. Шарлотта заслуживает большего.

Джейн заметила, как Дион сморгнул слезы, и поняла, что для него эта потеря до сих пор мучительна. Боль не прошла. Родители никогда не забывают такое.

— Заходите, — устало кивнув, пригласил он. — По вашей просьбе я принес ее вещи с чердака. Вы можете разглядывать их, сколько захотите.

Вслед за Патриком Джейн прошла в холл и снова восхитилась сверкающими полами из твердой древесины и написанными маслом портретами, которым было, наверное, не меньше двух столетий. Она невольно сравнила его дом с жилищем Кевина Донохью, со скучной мебелью и картинами массового производства. Старое богатство против нового. Патрик провел ее в парадную гостиную с венецианскими окнами, которые выходили на пруд с кувшинками. На большом обеденном столе розового дерева, за которым без труда уместились бы десять человек, громоздилась целая коллекция картонных коробок.

— Это то, что я сохранил, — печально объяснил Патрик. — Большую часть ее одежды я все-таки отдал благотворительным организациям. Думаю, Шарлотта одобрила бы это. Такие вещи были ей небезразличны — накормить бедных, приютить нуждающихся. — Он осмотрел комнату и иронично усмехнулся. — Наверное, вы считаете это лицемерием, верно? Говорить такое, живя в подобном доме, имея всю эту собственность. Однако у моей дочери действительно было доброе сердце. Щедрое. — Патрик сунул руку в одну из коробок и достал оттуда протертые синие джинсы. Пристально поглядел на них так, словно мог видеть, как они облегают стройные бедра его дочки. — Странно, что я так и не смог отдать их. Синие джинсы никогда не выходят из моды. Если Шарлотта вернется, я не сомневаюсь, что они пригодятся. — Патрик бережно положил их назад в коробку и глубоко вздохнул.

— Мне очень жаль, господин Дион. Жаль, что я снова напомнила вам об этой боли. Может, вам будет легче, если я сама просмотрю содержимое коробок?

— Нет, мне придется давать пояснения. Вы можете не понять значения некоторых вещей. — Он полез еще в одну коробку и вытащил из нее фотоальбом. Сжал его в ладонях, точно не хотел выпускать. Потом, держа альбом обеими руками, словно драгоценное подношение, протянул Джейн, которая приняла его с не меньшим благоговением. — Вот на это вы наверняка захотите взглянуть.

Риццоли открыла альбом. На первой странице была фотография молодой блондинки, держащей на руках краснолицую новорожденную; ребенок, запеленатый в белое одеяло, напоминал крошечную мумию. «Нашей Шарлотте восемь часов», — гласила подпись с завитками и росчерками, сделанная женской рукой. Так, значит, вот какой была Дина, когда только-только вышла замуж за Патрика. До того, как появился Артур Мэллори, разбивший их брак.

— Шарлотта была вашим единственным ребенком? — спросила Джейн.

— Дина хотела только одного. Тогда меня это не тревожило. Зато теперь…

Теперь он сожалеет, подумала Джейн. Сожалеет, что вложил всю свою любовь и все надежды в единственную дочь, которую ему было суждено потерять. Переворачивая страницы, Джейн изучила другие фотографии Шарлотты — голубоглазой малышки с золотистыми волосами. То и дело в кадре появлялась Дина, а вот Патрика на фотографиях не было, если не считать призрачной тени, которую отбрасывал человек, державший фотоаппарат. Джейн перевернула последнюю страницу — там была изображена Шарлотта в год своего четырехлетия.

Патрик передал Джейн следующий том.

Казалось, во втором альбоме течение лет ускорилось — на каждой странице девочка росла, изменялась. После того как взрыв внимания, уделенного ребенку в первые годы жизни, утихает, после того как исчезает новизна родительских чувств, о съемке часто забывают и берут в руки фотоаппарат лишь во время особых событий. Праздник по случаю пятого дня рождения. Первый танец на сцене. Поездка в Нью- Йорк. И внезапно ангелоподобная малышка превращается в угрюмого подростка, позирующего в школьной форме у главного входа в Болтонскую академию.

— Здесь ей двенадцать лет, — пояснил Патрик. — Помню, она терпеть не могла эту форму. Говорила, что шотландка полнит и только поэтому школа заставляет носить ее. Чтобы все девочки были уродливыми и у них никогда не было неприятностей с мальчиками.

— Она не хотела поступать в Болтонскую академию?

— О, конечно же, хотела. Но, признаюсь, я был расстроен, когда она уехала. Мне нелегко было отдавать свою дочку в школу-интернат. Дина настояла на этом, потому что сама закончила Болтонскую академию, место, где девочка «непременно встретит нужных людей». Так выразилась Дина. — Патрик немного помолчал. — Боже мой, наверное, это покажется признаком поверхностности, но Дина уделяла подобным вещам очень много внимания. Ей было чрезвычайно важно, чтобы Шарлотта приобрела правильных друзей и нашла соответствующего мужа. — Он умолк, а затем иронично добавил: — В итоге мужа в Болтонской академии встретила сама Дина.

— Наверное, вам было тяжело, когда Дина ушла.

Патрик безропотно пожал плечами.

— Я смирился с этим. А что я мог сделать? Странно, но Артур Мэллори мне понравился. Впрочем, как и все семейство Мэллори — Барбара и их сын Марк. Все они были славными людьми. Но гормонам противостоять невозможно. Думаю, я потерял свою жену в тот самый момент, когда они с Артуром впервые увидели друг друга. Я мог лишь быть свидетелем того, как распадается мой брак.

Джейн перевернула страницу и увидела последнюю фотографию альбома. Это было свадебное фото — в центре в торжественных одеждах стояли новобрачные, Дина и Артур Мэллори. По бокам разместились дети: Марк стоял возле отца, Шарлотта — возле матери. Жених и невеста широко улыбались, а у Шарлотты был какой-то оторопелый вид, будто она не знала, как оказалась среди этих людей.

— Сколько лет Шарлотте на этой фотографии? — поинтересовалась Джейн.

— Должно быть, тринадцать.

— Она кажется немного потерянной.

— Это произошло так быстро. Думаю, все были ошеломлены. Мы познакомились с семейством Мэллори всего за год до этого, когда Шарлотта и Марк играли на школьном рождественском празднике. Через год мы снова побывали на рождественском празднике, только к тому времени Дина уже ушла к Артуру. А я остался отцом-одиночкой и самостоятельно растил дочь.

— После развода Шарлотта осталась с вами?

— Мы с Диной обсудили этот вопрос и договорились, что будет лучше, если опеку возьму на себя я — так Шарлотта по-прежнему могла бы жить в доме, где выросла.

— И что, не было судебной тяжбы, никаких войн за право опеки над дочерью?

— Если люди разводятся, это не обязательно означает, что они перестают заботиться друг о друге. Мы — заботились. И стали членами одной большой семьи. Боюсь, бывшая жена Артура Барбара так и не смогла принять развод и была озлоблена до предела. Но я не видел смысла выражать недовольство. Что называется, вел себя цивилизованно.

Именно это написал в своем отчете Ингерсолл: Патрик Дион и его бывшая жена даже после развода