— Настал момент атаковать их, разгромить и уничтожить, — сказал претор Вариний.
Он сидел за длинным низким столом, стоявшим посреди комнаты. Рядом трибун VII легиона Кальвиций Сабиний тянулся к блюдам, которые только что принесли рабы. Он замешкался, касаясь то жирных дроздов, то жареных зайцев, рыбы, листьев салата и шампиньонов. По другую сторону стола сидели два консула, Геллий Публикола и Корнелий Лентул, а по сторонам — преторы Гней Манлий и Квинт Аррий.
— Они разделились, — рассказывал Вариний. — Одна шайка идет к Апулии, другая на север.
Он подождал, пока рабы поставят на стол блюда с сушеными фруктами и кувшины с вином, и приказал им выйти.
— Мне стало известно… — тут Вариний остановился и приказал двум замешкавшимся рабам покинуть комнату. Так прогоняют надоедливых животных.
— Даже здесь, в Риме, никому нельзя доверять, — объяснил он. — Они подслушивают и выслеживают нас, а завтра сбегут к мятежникам и передадут то, что слышали. Ты, консул, должен отдать парочку из них палачу. Тогда остальные вспомнят, что их жизнь стоит меньше собачьей!
— Так что же тебе известно? — спросил Геллий Публикола.
Консул говорил как старик, медленно, через силу. Вытер губы тыльной стороной ладони, и, казалось, этот жест лишил его последних сил.
Вариний ответил:
— Фракийский гладиатор, этот Спартак, перебивший всех моих ликторов, двинулся на север. Спартак обещал тем, кто последует за ним, провести их через Альпы туда, откуда мы их пригнали, во Фракию, Галлию, Германию.
— Перестань верить всякой чепухе! — воскликнул претор Квинт Аррий.
Он возмущенно сказал, что смешно дрожать и бояться рабов. Они слабы и не представляют никакой опасности, а побеждали потому, что те, кто с ними сражался, трусливы и немощны.
— Я не говорю о тебе, Вариний. Но другие — претор Глабр, легат Фурий и этот претор, Коссиний, — ты думаешь, они как следует командовали своими легионами и центуриями? Солдаты разбежались, а полководцам не удалось остановить их. Сенат только что постановил поднять шесть легионов. Вариний, мы с Публиколой, Лентулом и Манлием уверены в победе.
Он поднял кубок.
— Присоединяйтесь к нам! Мы поймаем этих тварей и скормим львам на арене. С кого ты начнешь, Вариний?
— С тех, кто идет в Апулию, — не колеблясь, ответил Вариний. — Их около десяти тысяч. В основном это галлы и кельты, с ними германцы, фригийцы и толпы женщин. Они бросаются в бой, как дикие звери, но их головы пусты, и они стремятся не побеждать, а грабить. Между сражениями они пьют, спят, переваривают пищу и дерутся из-за женщин.
— Мы никого не оставим в живых, — сказал Квинт Аррий.
— А что Спартак? — спросил консул Лентул.
— Этот умеет сражаться, — заметил Вариний.
— Шесть легионов… Ты действительно полагаешь, что он может разбить нас? — воскликнул Квинт Аррий.
Вариний сжал кубок двумя руками и стал пить не торопясь, медленно откидывая голову.
39
Публий Вариний шел среди трупов.
Их было так много, что они покрывали весь песчаный берег. Некоторые тела смыло водой и они качались на волнах. Другие лежали на склонах Гаргано, там, где недавно шла битва.
Здесь погибли галлы.
Вариний остановился и посмотрел на вершину горы.
Он вспомнил гиганта, который, рыча, размахивал мечом и снес голову одному из окруживших его солдат, а те, выставив вперед копья, пытались увернуться от его клинка.
Вариний крикнул: «Он нужен мне живым!», и уже представлял, как отдаст этого дикого зверя сенаторам, как его вытолкнут на арену и принесут в жертву богам, в благодарность за победу.
Но гигант как сквозь землю провалился. Вариний подошел к солдатам, которые перевязывали раны, опираясь на древки копий, чтобы не упасть. Он стал расспрашивать их.
Прошло тридцать дней с тех пор, как они вышли из Рима. По Аппиевой дороге они дошли до Капуи, потом, перевалив через горы, вышли к долинам Вольтурно и Силара, к Апулии.
Впереди, разоряя и сжигая поместья, виноградники и виллы, бежало войско под предводительством Крикса, Эномая, Тадикса и Виндекса.
Разведчикам удалось поймать нескольких рабов. С них бичами сдирали кожу, жестоко истязали, и они выдавали имена — дерзко, с вызовом, будто желая, чтобы их как можно скорее убили. Но они не дождались этой милости. Их бросили на съедение волкам и хищным птицам. Начались сражения.
Нужно было уничтожить всех, мужчин и женщин, не щадить никого. Некоторые сами пронзали себе грудь мечом, бросались на копья.
Консул Геллий Публикола отдал приказ истребить всех, кто остался от войска, которое легионы преследовали в Апулии и, наконец, загнали на полуостров, лежащий под сенью горы Гаргано.
На вершине горы Вариний продолжал искать тело гиганта. Солдаты спустились оттуда, будто испуганные тучей черных и белых птиц, закрывших небо огромными крыльями. Их острые клювы и цепкие когти уже разрывали тела.
Вариний не нашел гиганта. Возможно, его тело было завалено другими телами или, скатившись по склону, упало в море.
Может быть, его унесли птицы? Или забрал Нептун?
Кому известны замыслы богов?
Публий Вариний сошел вниз с вершины горы Гаргано.
Он останавливался перед каждым трупом и, если не мог разглядеть лицо, наклонялся, мечом отодвигал руки мертвецов. Иногда ему приходилось переворачивать тело на спину, чтобы рассмотреть застывшие черты.
Оказывается, у этих дикарей был человеческий облик.
Он встал, сделал несколько шагов, остановился и вновь с ожесточением принялся за поиски.
Ни одно из этих неподвижных лиц, изуродованных, покрытых засохшей кровью, не было искажено гримасой страха, того панического страха, который — он знал это — отразился на его лице, когда он карабкался на берег Вольтурно, спасаясь от рабов. Конь под ним пал и придавил его, и была минута, когда он подумал, что не сможет выбраться, убежать. Этот страх не отпускал его до тех пор, пока он не достиг Кум.
Каждый раз, когда к нему приближался раб, будь то мужчина или женщина, в термах или на вилле консула Геллия Публиколы, он боялся, что один из них набросится на него с кинжалом.
Публий Вариний шел вдоль реки. Волны обмыли тела, и кровавые раны казались темными полосами.
Он наклонился.
Лица этих дикарей были спокойны, будто они встретили смерть храбро и мудро как философ, подчинившийся воле богов.
Вариний обеими руками сжал меч, занес его над головой и принялся с яростью рассекать трупы.
Вода, окрасившись в пурпур, забурлила. Но волны снова смыли кровь, и лица, даже рассеченные
