Очнулась я непонятно насколько позже с ощущением, что налетела на стену. Попыталась оглядеться — но глаза отказывались работать. Память у меня обычно очень хороша, так что вряд ли положительным симптомом была неспособность вспомнить, что случилось. Какие-то бессмысленные обрывки разговоров — и только.

…мать была оборотнем. Я всегда подозревал…

Если она человек…

Она не человек. И нас время поджимает.

Я приготовлю…

Я ощутила укол в руку, а потом — ничего. Только болезненно ползущий по телу холод. Я напряглась, отчаянно желая шевельнуть рукой, открыть глаза, начать думать, но ощущала только мертвую тяжесть тела, которое меня не слушалось. Потом вернулись ощущения, и это была сплошная пытка.

Когда я наконец заставила себя открыть глаза, в них ударил кинжальный белый свет, поражая мозг. Я попыталась заслониться — рука не слушалась. Перед глазами все плыло, а слышала я лишь жуткий, нечеловеческий звук, вырывающийся из моей груди. Было страшное мгновение, когда мне отчаянно хотелось воздуху, а я не помнила, как его набрать, и легкие не хотели работать. Потом вдруг зазвучали разговоры, склонились надо мной расплывающиеся лица и чей-то самодовольный голос произнес:

— Я же вам говорил.

И снова темнота.

Второй раз я пришла в себя в основном благодаря отсутствию боли. Не было ощущения, что она ушла навсегда — скорее пошла пообедать и скоро вернется с новыми силами. Но сейчас я могла дышать, хотя при каждом неглубоком вдохе у меня ныли ребра.

Рука у меня оказалась рядом с лицом, и часы мне сообщили, что сейчас пять минут первого ночи. Рождество наступило. Я бы все подарки мира променяла на возможность сесть и понять, что произошло. Согнула палец — он был жестким, как сухая ветка, готовая хрустнуть, если нажать слишком сильно. Мозг мне орал, что надо что-то делать, шевелиться, принять защитную стойку, но я ничего этого не могла. В конце концов я подняла голову и увидела, что я не в прихожей. Разве что домовладельцы ее перестроили в индустриального уродца, пока я была в отключке. Кроме того, я была не одна.

— А я тебя ищу, — прохрипела я. Белокурая голова вскинулась. Девушка сидела в другом конце тесной клетки, куда нас впихнули обеих, и смотрела на железную решетку. Сейчас она уставилась на меня, вытаращив синие глаза.

— Ты живая!

Даниэла была поражена.

Я облизнула губы, не чувствуя этого:

— Присяжные все еще совещаются.

Она схватила бутылку с водой, висевшую на стене клетки. Встать было невозможно — клетка низкая, но Даниэла подползла на четвереньках.

— Никто из прочих столько не продержался, — сказала она, пока я пыталась онемевшими губами сделать глоток.

— Другие — кто? — спросила я хрипло, залив водой всю себя.

— Другие оборотни, которые тут были. Все мертвы.

— Как, почему?

— Неудачные эксперименты, — злобно ответила она. — Кое-кто из магов хочет завтра на Ульфринге взорвать предводителей клана.

— А причем здесь ты?

— Я — бомба.

Я попыталась подняться в сидячее положение, но неудачно.

— Прости?

— Им я нужна, чтобы миновать охрану. Вот почему они брали дочерей высокопоставленных членов клана. Если я скажу, что дело срочное, их пропустят. Охрана меня знает.

— И они думают, что ты просто так пронесешь для них бомбу?

— Они хотят подвергнуть меня внушению.

— Но ведь на оборотней оно не действует?

— Я знаю! Но они придумали средство, которое должно делать внушение возможным.

— Никогда о таком не слышала.

— Потому что оно не действует. Оно только вызывает смерть через пару часов. Вот они и стараются улучшить формулу, чтобы я успела себя взорвать до того, как сама умру.

— Так, теперь понимаю. Девушки из других высоких кланов погибли, вот они начали ставить эксперименты на девушках из низких. Которых, по их мнению, никто не хватится.

Даниэла кивнула.

— Они думают, что уже нашли формулу. Мне через несколько часов предстоит это выяснить. Но я тут подумала. У них только я осталась из девушек высших кланов, и времени найти замену не будет.

Я перевернулась набок, чтобы видеть ее лицо.

— Ты о чем?

— О том, что ты должна меня убить.

— Не поняла?

— Я не хочу быть виной гибели моего отца! Я бы сама это сделала, только… — она огляделась с несколько растерянным видом, — не знаю как.

— Я пришла тебя выручить, а не убивать.

Схватившись за прут решетки, я смогла кое-как подняться. Силы кончились тут же, и я привалилась в угол тряпичной куклой.

— Ага. — Даниэла окинула меня скептическим взглядом. — Но если серьезно, мы все равно уже мертвые…

— Если серьезно, то я собираюсь жить вечно — или погибнуть при попытке, — ответила я ей одной из позаимствованных у Сайруса поговорок. Кстати, о Сайрусе: каким боком он сюда влез? Ну, он в контрах с Советом, но чтобы убивать всех его членов, это… это крайность для того Сайруса, которого я знаю. И Даниэла сказала про магов. — А кто за этим всем стоит? И почему у меня такое чувство, будто меня колонна грузовиков переехала?

— Не знаю, кто они. Со мной они не слишком много болтали. А чувствуешь себя ты так потому, что тебе вводили это средство. Последний тест, для проверки, что будет работать. Ты жива, значит, они угадали. — Она стиснула мою руку: — Мы должны хоть что-то сделать!

Я не стала указывать, что я вот как раз что-то и делаю: в данный момент моим главным достижением было то, что я не свалилась.

— Оно не подействовало, потому что я не оборотень.

— Но ты пахнешь как…

— Плевать мне, как я пахну! Ты мне лучше скажи: почему они берут только женщин?

— Потому что с нами куда легче управляться, — огрызнулась Даниэла, оскалив красивые белые зубы. Эффект должен был быть комический, но почему-то смешно не было. — Так повторяет один из них все время, когда кто-нибудь предлагает похитить мужчину. Мы слабее, мы глупее, мы легче поддаемся влиянию. Я им покажу «слабее», если выберусь отсюда!

— А кто мешает?

Прутья были стальные, но при силе оборотня это не проблема.

— Потому что эта зараза заговорена!

Она стукнула руками в решетку, и та даже не зазвенела.

— Заклинание щита. Как нечего делать.

— Для мага! А у нас его нет.

— Я военный маг, — сообщила я ей и хлопнулась лицом вниз. Тут же подобрав под себя руки, я оттолкнулась — и ничего.