– Ясно. Ладно, поехали, время уже…

Поехали. Дорога неплохая, ровная, колдобин немного. Ветерок в окошки, приятно, писатель прибавлял скорости.

– Узнаешь что-нибудь? – он кивнул за окно.

– Не. Все одинаково ведь. Лес он всегда лес.

– А лагерь ваш можно найти?

– Вряд ли. Сколько лет уже, заросло все.

Писатель сунул мне блокнот.

– Там карта в середине, – сказал он. – Сам составил. Примерная, разумеется.

Я стал листать. На самом деле Виктор много поработал. Имена, фамилии, операции. Сколько мостов, сколько рейдов, количество уничтоженной техники. Генерал Вритц, мина. Мина-попрыгун…

Письмо за подписью Калинина, Указ. Шестьдесят седьмой отряд, четвертая бригада. Глебов. Оказывается, Глебов и до войны был военным, интересно как.

А про Ковальца ничего, точно его и не жило вовсе. Про Щурого, про Алевтину тоже, про меня в самом конце, возраст неправильно указан, я на полтора года старше.

Карта.

– Правильно? – спросил Виктор.

– Похоже, – сказал я. – Озер больше, а так все верно, вроде бы. Только…

– Что? – заволновался писатель.

– Я не знаю… Просто я никогда не воспринимал это… так плоско. У меня этот…

– Почему плоско?

– Да не обращай внимания. У меня этот… топографический идиотизм.

Виктор рассмеялся.

– Это ты сам придумал? – спросил он. – Топографический идиотизм! Надо же…

– Это доктор мне объяснил. Понимаешь, я и тогда не очень в картах разбирался. Меня к нему прикрепили, потому что я в лесу постоянно терялся. После контузии.

Я постучал пальцем по голове.

– Ясно. Но мне кажется, что карта как раз то, что надо. Читатель как раз и должен представлять все со стороны. Так нагляднее. Как ты думаешь, неплохо ведь?

– Наверное, неплохо, – согласился я. – Надо еще про «Убей немца» написать. Он ведь ее наизусть знал. И «Таню», наверное.

– «Таню»? – переспросил писатель.

– Это про Зою Космодемьянскую, – объяснил я. – Когда статья вышла, еще не знали, как ее на самом деле зовут.

– Вы читали про Зою? – удивился Виктор.

– Нет. Но могли и прочитать. Просто к нам не все газеты доходили. Самолеты не каждый раз долетали. Ему бы понравилось про Зою.

Писатель задумался.

– Про Космодемьянскую, наверное, действительно можно. Это интересно. Он «Убей немца» точно наизусть знал?

– … Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца…

– Понятно, – остановил меня Виктор.

– Ее все знали, он тоже.

Писатель принялся доставать папиросу. Когда у тебя не хватает пальцев на правой руке, рулить и одновременно вытряхивать папиросу очень трудно. «Победа» влетела в ухаб, писатель ругнулся, задавил тормоза. Я успел выставить ладони, писатель хлопнулся лбом о руль, машину развернуло поперек дороги.

Мы стояли в пылевом облаке, писатель тер лоб.

– Надо холодное приложить, – посоветовал я. – Тогда шишка не вскочит.

– Ага, сейчас сбегаю, – усмехнулся Виктор.

– А тебе нравилось убивать? – спросил я.

– Что?

– Убивать, – повторил я. – Немцев. Нравилось?

Он все-таки достал свою папиросу, задымил.

– А нам нравилось. Вот мне. И ему тоже нравилось.