Глебов засмеялся. Ковалец покраснел, двинулся, было, к Санычу, одумался, развернулся, ушел.

– И откуда ты такое трепло? – спросил Глебов. – Я твоего отца ведь помню, он нормальный мужик…

– Нормальные в канаве лошадь доедают, – Саныч поправил шапку. – А я в дедушку, у меня дедушка гармонист. Вы еще мою сестру не слышали, Лидку, вот балаболка так балаболка, я так, понемногу, а она как заведется – уши сами в треугольники складываются и на почту торопятся.

– Все! – корреспондент Виктор изготовил камеру во второй раз.

Саныч подобрался, соорудил надлежащую боевую мину, в этот заход про птичку корреспондент промолчал. Щелк. Шторку снова перекосило, я точно это слышал, американская техника упрямо отказывалась работать в псковских болотах.

– Кажется, перемотка заела, – Виктор подтвердил полную свою неосведомленность в технике. – Сейчас…

– Там шторку скосило, – сказал я. – Можно подправить…

– Всё, свободны, – махнул рукой Глебов. – В другой раз.

Корреспондент не противился особо, стал собираться, устал, наверное, дураком выглядеть.

– Я предупреждал, – Саныч закинул ППШ на плечо. – Меня нельзя сфотографировать.

– Вы в следующий раз запасную камеру берите, – посоветовал я. – Другие всегда с двумя прилетали.

– Угу… – Виктор глупо вертел аппарат в руках. – Наверное…

Он собирал оборудование, грыз ногти, и вообще выглядел печально. Глебов отправился в штаб, Ковалец исчез, а мы отправились к своей землянке. Саныч сгрузил на меня ППШ, сам шествовал со «шмайссером», форсисто помахивая ремнем, украшенным трофейными крестами.

– Завтра на север идем, – болтал Саныч, поглядывая на облака, – а погода непонятная. Хорошо бы дождь опять, а развидняется, кажется. Там «хейнкель» завалился, вроде как, один местный просемафорил, надо посмотреть – на самом деле фашист, или наш может. Глебов велит сходить, проверить, вдруг что полезное есть. А если наш, то и похоронить надо. Хорошо прогуляемся! Фашисты вряд ли подтянуться, мы раньше успеем… В прошлый раз когда за самолетом ходили, здорово было. Немецкий грузовик рассыпался, все фашисты всмятку, а тушенка сохранилась. Главное, погода не подвела бы…

Саныч облизнул верхнюю губу, прислушался к ощущениям.

– Не знаю… – он остановился. – Как получится… Этот наш дристун Паша, кстати, очень пригодился, правильно, что не шлепнули. Он, оказывается, на самом деле на железке работал, на грузовом дворе. Где часовые стоят, нарисовал, рожа фашистская, расписание вспомнил. Глебов его в яму пока посадил, может, еще чего вспомнит полезное.

– А потом? – спросил я. – Куда его?

– Не знаю… Глебов к соседям гонца послал, может им пригодится, станцией они занимаются. А может и нам понадобиться для чего. А если не понадобиться шлепнем, конечно, откармливать его что ли… Глебов нам обещал сахара подкинуть, можно петушков нажечь. Ты умеешь?

– Не-а…

– Тут сковородка нужна, в кружке их не сделаешь. Кажется, у Алевтины такая есть! Маленькая, но тяжелая.

Ну да, у Алевтины.

– Схожу к Алевтине за сковородкой, – Саныч опять придирчиво смотрел на небо. – Наделаем леденцов, на чай позовем, Юсупов на балалайке сыграет…

– Правда, что дед у тебя гармонист?

– Гармонист-гармонист. А еще на гуслях мог…

Саныч вдруг рассмеялся, чего в гуслях смешного?

– Ладно, пойдем к себе, готовиться, чего мы тут торчим? Я вот что думаю насчет завтрашнего дня – возьмем «шмайссеры»…

– Ребята!

Мы обернулись. Нас догонял Виктор. В этот раз он был вооружен не камерой, а блокнотом и самописцем.

– Еще расспрашивать будет, – зевнул Саныч. – Опять про генерала, наверное… Я ведь ему все рассказал уже. Надоело-то как…

Ничего ему не надоело. Он про этого генерала обожает просто рассказывать, каждый день по восемь раз может, и каждый раз по-новому. Сначала генерал ехал в обычном «хорьхе», потом к нему прибавилась «бээмвуха» с пулеметчиком, потом вторая, и, видимо, намечался бронетранпортер, а вскоре, возможно, и танк. И мины все время усовершенствовались, повышали свое стратегическое значение. Вот, сегодня была какая-то прыгучка, а в прошлом месяце мины были заводные, их сбрасывали с самолета, а они сами в землю закапывались, завтра еще что-нибудь сочинит.

Корреспондент подбежал, потер переносицу, пощурился, Саныч поглядел на него с превосходством.

– Командир сказал, что вы можете мне все здесь показать, – выдохнул Виктор. – Лагерь, то есть. Провести экскурсию. Я хотел про вас сначала статью написать, а теперь думаю очерк. Или серию очерков про пионеров-героев. Вы ведь пионер?

Саныч помотал головой.

– Да не, уже по возрасту вышел, – сказал он. – Я в комсомол вступил, только у нас ячейки толком нет.