восхищаться, и обнимать Инну, пока она весело щебетала без умолку, точно опять стала школьницей.
— О, Сирил, разве все это не потрясающе? Там есть дом, я говорила тебе о доме? Он находится на берегу моря, в Лендшире, место называется Фарн, и мы можем отправиться туда, как только захотим! Я не могу в это поверить — мы едем к морю! Мне необходимо проговорить все вслух, потому что это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой! По правде сказать, это два дома, только у дедушки дяди Мартина была такая большая семья, что он объединил их и жил там вместе со всей своей родней. Ужасно, но родственники привыкли. Было бы здорово, по крайней мере, если бы они тебе понравились, и, возможно, ты...
— Дорогая, я не понимаю, о чем ты говоришь.
Она потерлась щекой об его щеку.
— Это оттого, что все так чудесно — не выразить словами. Я так волнуюсь насчет дома. Видишь ли, мистер Эштон говорит...
— Какой еще мистер Эштон?
— Адвокат дяди Мартина. Мы сегодня с ним встречались. И он говорит, что дом легко можно опять разделить на две части. Нужно будет всего лишь запереть двери, которые были прорублены между домами, и у нас будет электрическая печь в старой кухне, и поэтому нам не придется сталкиваться с остальными родственниками, которые, по его словам, могут показаться ужасно неприятными и, несомненно, весьма противными соседями. Я хочу сказать, никому ведь не захочется начинать с семейных скандалов, а потом жить бок о бок — это слишком, слишком мрачная перспектива!
Он обнял ее и назвал своей дорогой, но в его голосе звучало раздражение:
— Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, дорогая.
Мэриан собрала свои свертки и ушла к себе в комнату. Как и Инна, она была одета в новый костюм с подобранными к нему аксессуарами. Костюм, одного из тех серо-зеленых тонов, что подчеркивали ее темные волосы и серые глаза, был прекрасно скроен и очень ей шел. Она сказала: «Как поживаешь?» — подхватила свертки и ушла. В тот момент он даже обрадовался, потому что, безусловно, будучи наедине, из Инны можно было выудить почти все. Но она все не возвращалась и не возвращалась, он начал думать, что бы могло означать ее нежелание к ним присоединиться. Глупой Мэриан не назовешь. Голова на плечах у нее есть, и она должна прекрасно понимать, что ему захочется услышать хотя бы о какой сумме идет речь. Воодушевление Инны было подобно хорошо взбитым сливкам — все так воздушно и мило, но каши из этого, не сваришь. Он же просто хотел знать, какой кусок от пирога достанется Сирилу Фелтону.
Он слушал не слишком внимательно, пока Инна рассказывала о родственниках.
— Тетя Флоренс Брэнд — вдова Альфреда, брата нашего папы и дяди Мартина. У нас двое дядюшек — Мартин и Альфред, и это кажется таким забавным, что мы никогда и ничего о них не знали. Альфред женился на Флоренс Ремингтон, которая приходилась ему какой-то далекой кузиной, а когда он умер, и жена дяди Мартина умерла, миссис Брэнд переехала к дяде Мартину и стала вести хозяйство. И он ее ненавидел. Ее сестра, Кэсси Ремингтон, тоже переехала жить к ним. И он ненавидел их обеих. Еще в доме живет Феликс, сын тети Флоренс. Он пианист...
Сирил оживился.
— Уж не Феликс ли Брэнд?!
— Да, так его зовут. Ты с ним знаком? О, Сирил, это потрясающе!
В его голосе, несомненно, послышался холодок.
— Он аккомпаниатор Хелен Эдриан. У него скверный характер. Я с ним не знаком.
Инна восторженно воззрилась на него.
— Я слышала ее по радио, у миссис Дин, она была прелестна! Как ты думаешь, он ей аккомпанировал в тот момент? О, дорогой, это совсем как в романах. Тайный кузен!
Рука, обнимавшая ее, отдернулась.
— Послушай, Инна, перестань нести всякую чушь! Я тут прекрасно провожу время, ничего не скажешь — все, что только можно, идет не так. Я не в настроении выслушивать всю эту болтовню, мне нужны точные сведения. Тебе они известны, а мне нет. Никто ничего мне не говорит. Мне ничего не известно, кроме трех строчек в газете, а я хочу знать, на чем мы стоим.
Инна продолжала смотреть на него, но восторгу в ней поубавилось.
— Но я же тебе рассказала. Дядя Мартин пришел в контору и назвался мистером Бруком, сделав вид, что хочет подобрать для себя дом, и посмотрел на Мэриан — только она, конечно, не знала, кто он...
— А тебя он видел?
— О, нет. Он приходил в контору и предполагалось, что он подыскивает себе дом. Он увидел Мэриан и ушел, и оформил завещание.
— Вот мы, наконец-то, и добрались. Он оформил завещание. Я хочу знать, что там написано.
— Но, дорогой, я говорила тебе. Он оставил ей все, что-то вроде того.
Инна отошла на шаг назад, потому что выглядел он весьма устрашающе, конечно, не всерьез — просто актерская игра, просто...
— Что там написано, будь ты проклята?!
Она резко и глубоко вздохнула. Он не должен ругаться — она ничего такого не сделала и все ему рассказала. Она проговорила:
— Я же сказала, он все оставил Мэриан.
— Не тебе?
— Нет, я же говорю — Мэриан.
— Ты вообще ничего не получаешь?
— Да.
Она отступила еще на шаг. Он был крайне зол. Конечно, она могла бы предвидеть, что новость его расстроит, но ее вины в том не было.
От гнева он побледнел. Взгляд был ясным и холодным. Вполголоса, но жестким тоном он сказал:
— Но она же отдаст тебе какую-то часть. Она же обязана так поступить из уважения к приличиям. Что она говорила насчет этого?
— Она не говорила ничего такого, ничего насчет раздела наследства.
— А что же она говорила?
— Сирил, прошу тебя...
— Что она говорила?
— Она хочет, чтобы я получала денежное пособие.
— Сколько?
— Сто фунтов в год.
— А сколько она сама получит?
— Я... не знаю. Мистер Эштон не может сказать со всей уверенностью, пока все дела относительно наследства не будут улажены.
— Он, черт возьми, что-нибудь да придумает. Сколько она получит?
Инна, запинаясь, сказала:
— Он не уверен, но говорил о двух тысячах.
— Две тысячи чистыми?
— Так он сказал, после того как будет уплачен подоходный налог.
— И она дает тебе жалкую сотню! Не густо! — он сжал ее в объятиях. — Инна, это непостижимо! Неудивительно, что ты не в состоянии говорить по делу! Это невероятно! Но, послушай, дорогая, она должна сделать одну простую вещь — она должна отдать тебе половину. Я хочу сказать, это будет порядочно с ее стороны. Она не может просто прикарманить все деньги и оставить нас умирать с голоду.
Весьма неудачно, наверное, но Мэриан открыла дверь как раз в тот момент, когда он произнес последнюю фразу. Слова звучали пылко и убедительно, но на Мэриан они подействовали весьма странно: она подумала, что Сирил, приложив какое-то усилие, и впрямь мог бы достичь успеха на сцене. Она переоделась в старое платье, чтобы приготовить ужин. Начав накрывать на стол, она сказала приятным голосом:
— Ты не умрешь с голоду, Сирил. Ужин почти готов.