Что он сравнивает ее с какой-то другой – с какими-то, наверное, многочисленными другими, – было не очень приятно. Но ведь странно было бы предполагать, что ему не с кем ее сравнивать. Тогда, на Сахалине, когда сплетничали о нем, то не только жену поминали, но и любовниц.

Эта мысль пришла не вовремя. Что-то, наверное, скользнуло из-за нее по Кириному лицу.

– Что не так? – спросил Длугач. И поспешно заверил: – Больше в вертолет тебя не загоню. В Еловичи по земле поедем.

Он произнес это так, что Кира засмеялась, и мысли о его любовницах разом вылетели у нее из головы.

– Никуда ты меня не загонял. В вертолет я сама села, – возразила она. И добавила смущенно: – Мне, знаешь… Мне так понравилось, как ты его вел!

– Особенно когда мотор заглох, – хмыкнул он.

– И когда мотор заглох – тоже. Но как же ты этого не боишься только! Летать…

Все-таки она не смогла сдержать дрожь, которая пробежала по всему телу при воспоминании об этом полете. Длугач прижал ее к себе покрепче – наверное, почувствовал ее страх.

– Ну все, все, – проговорил он. – Сказал же, больше не полетишь.

– А ты?

Он усмехнулся и не ответил. И без ответа было понятно, что полетит обязательно. Видимо, ему нравились такие вещи. Кира знала, что мужчинам необходим риск, хотя природа этой необходимости была для нее непостижима.

Ответ однако же последовал вполне в его духе.

– А я тебя опять захотел, – сказал Длугач. – Не знаю, как тебе, а мне с тобой хорошо было. Даже в таких неподходящих условиях.

Что ей тоже было хорошо, Кира сказать не успела. Да, может, ему и не нужен был ее ответ. Он развернул ее к себе и быстрым, жадным движением расстегнул на ней куртку.

– У костра тепло, – нетерпеливо проговорил он при этом. И добавил, сбрасывая с себя пиджак: – Интересно, сколько раз еще до рассвета успеем?

На этот вопрос Кира не ответила. И не покоробил ее этот вопрос. Привыкла, значит, к грубоватой парадоксальности его мышления и к тому, что желания свои он осуществляет безотлагательно.

«И пусть, – подумала она, прикрывая глаза и полностью отдаваясь его рукам, губам, всей его нетерпеливой воле. – Я его хочу не меньше, чем он. Только я не знаю, как с этим быть, а он знает. Вот и пусть делает что знает!»

– Это плохое решение, Кира.

Матильда смотрела исподлобья. Кира впервые видела, чтобы какая бы то ни было сильная эмоция прорезала скользящую манеру ее жизни. Но сейчас эта знаменитая манера была не то что прорезана, но просто разорвана злостью.

– Мы с тобой погрязли в бесконечных обсуждениях. Сколько можно? – спросила Кира.

Они с Матильдой сидели в «стакане» и смотрели друг на друга в упор через стол.

– Бабы всегда всё обсуждают, – ответила та. – В этом принципиальное отличие бабского коллектива от мужского, и ничего в этом нет плохого. А решение твое – плохое.

– Но оно принято. И все будут его выполнять, – жестко проговорила Кира.

Что ее решение отказаться от всяких контактов с холдингом «Сиреневый туман», в том числе от его рекламы, – далеко от совершенства, она понимала не хуже Матильды. Но она понимала и другое: главное сейчас – прекратить рассуждать, отбросить наконец все доводы «за» и «против», от равной убедительности которых ум заходит за разум. И неважно уже, плохое решение принято или хорошее, – хуже, когда его нет совсем.

Она и отличается от Матильды тем, что может принять неочевидное решение, а Матильда не может.

Это Кира поняла уже давно. И давно прошло время, когда любое сравнение себя с другими людьми, которое она внутренне делала, оказывалось не в ее пользу.

– Тебе просто не нравится их название! – бросила Матильда. – И это самое обыкновенное бабство, больше ничего. Что бы ты ни думала про свои великие руководящие способности.

– Мне не нравится их идиотское название. – Кира почувствовала, как становятся узкими ее глаза и стальные интонации появляются в голосе. Нельзя сказать, чтобы ей приятно было все это в себе чувствовать. – Мне не нравится их генеральный директор. Мне не нравится их непрозрачность. И мне слишком дорога моя репутация, чтобы я могла все это игнорировать.

– Смотри ты, сколько пафоса! Какую уж такую репутацию ты за год наработала, чтобы так ею дорожить?

В Матильдином голосе послышались такие базарные нотки, что Кира больше удивилась, чем обиделась. Да и вообще, на обиженных воду возят, это она с детства знала.

– Мы прекращаем все контакты с «Сиреневым туманом». – Она встала из-за стола. Разговор был окончен. – Приятных выходных.

Если бы Матильда, выходя, могла хлопнуть дверью, то, наверное, это был бы звук пушечного выстрела. Но дверь в «стакане» была сделана таким образом, что хлопнуть ею было невозможно.

Тем не менее, когда Кира вышла на улицу, настроение у нее было отвратительным. Она не понимала причин Матильдиного демарша и совершенно его не ожидала. И из-за чего столько раздражения, злобы? Из-за какого-то подозрительного холдинга, директор которого прилюдно ведет себя как клоун! А ей-то казалось, что они с Матильдой работают не просто слаженно, но дружески.

«Что ж, значит, это мне только казалось», – подумала Кира.

По выработанной привычке она не просто подумала это, а отчетливо проговорила про себя.

Привычку эту привила ей бабушка, еще когда Кира в первом классе училась.

– Ты – человек слова, – сказала она тогда.

– Это значит, если я дала слово, то обязательно его сдержу? – спросила Кира.

– И это тоже. Но главное – ты живешь умозрительностями, поэтому слово имеет на тебя большое влияние. Может быть, даже большее, чем любое действие или событие. Из-за этого ты уязвима, и у тебя еще не однажды будет случай в этом убедиться. А пока что возьми себе в привычку проговаривать то, что ты считаешь важным или что вызывает у тебя сомнения. Тогда тебе легче будет принимать решения и изживать неприятности.

– Вслух проговаривать? – удивилась Кира. – Все будут думать, что я сумасшедшая.

– Что будут думать все, не так существенно, как тебе кажется, – усмехнулась бабушка.

– Ага, не существенно! – вздохнула Кира. – Надо мной и так все смеются, что я на физкультуре ничего не умею.

– Ну так научись. – Бабушка пожала плечами. Как будто это так легко, научиться прыгать в высоту, не сбивая планку! – А проговаривать можешь и про себя. Главное, отчетливыми словами. Пользу этого поймешь со временем.

Бабушкины советы были точны как в большом, так и в малом. К какому кругу жизни отнести вот этот ее совет, про власть слова, Кира не знала. Но это не мешало ей пользоваться им.

«Я не буду обращать внимания на Матильдино раздражение, – внутри себя проговорила она. – Не буду искать его причину. И все наладится. Просто с течением времени. А если не наладится, тогда и начну думать, как мне себя с ней вести».

Размышляя таким образом, она подошла к машине.

Весь этот год прошел для Киры под знаком вождения. Приобретение водительских навыков отняло у нее больше нервов и сил, чем приобретение навыков главного редактора. Редакторская-то работа, как и руководящая вообще, неожиданно оказалась для нее совершенно органичной – Кира будто родилась в этом качестве и всему необходимому обучалась быстро, словно лишь дополняла какие-то изначальные свои умения.

А вот машина… Как она намучилась, пока на-училась чувствовать ее габариты, как приходилось ей сдерживать себя, чтобы не шарахаться от едущих в соседнем ряду машин, когда ей почему-то начинало