стороны. Вспышки выстрелов осветили переправу еще ярче, чем лунный свет. У нас не осталось другого выхода, кроме как рассыпаться на группы и отступать в спасительную тень леса, вправо, влево и назад. На этот раз я оказался в отряде численностью примерно от восьмидесяти до ста человек. Наш трудный путь продолжался, но теперь все было по-другому: нам пришлось двигаться на восток! Нам отрезали пути к спасению, и теперь мы могли рассчитывать только на то, что сумеем, двигаясь на север или юг, запутать следы и где-нибудь вновь повернуть на запад. Сознание того, что теперь мы повернулись спинами к родине и лицом в сторону Сибири, было просто удручающим.
— Следующая остановка на Камчатке! — заметил какой-то балагур, но никто даже не улыбнулся этой шутке.
На несколько дней мы сумели избежать неприятностей. Противник прекратил преследовать нас, к тому же нам удалось поймать несколько пасущихся без присмотра лошадей. Это была собственность немецкой армии, и мы были рады неожиданному пополнению нашего скудного питания. Мы съели всех лошадей, которых нам удалось поймать. Потом нам попалась на глаза разбитая немецкая автоколонна. В некоторых машинах все еще лежали трупы, которые, как видно, никто и не подумал убирать в течение нескольких недель. Но в других грузовиках остались нетронутые грузы. Мы съели все, что смогли найти, и были счастливы оттого, что на несколько дней избавлены от ужасных мук голода. Так мы шли и шли, пародия на некогда великую армию, мучаясь от неизвестности, что нас ждет. Продолжая молить судьбу избавить нас от монотонного изнурительного пути, каждый в душе уже знал, что любое изменение, что ждет его впереди, могло быть только к худшему.
И все же несчастье, как это обычно бывает, пришло неожиданно. Как-то ранним утром мы вышли к нескольким полуразрушенным строениям на опушке леса. Внутри мы нашли солому, что показалось нам необычной роскошью, которой мы так долго не могли себе позволить. В домах было решено поселить генерала и трех офицеров его штаба, которым удалось пережить последние чудовищные бои. Остальные расположились под деревьями вокруг. Меня вызвали к командиру и приказали взять двадцать человек и занять позицию на близлежащей возвышенности. Мы немедленно выдвинулись туда. Я заметил, что, помимо возможности контролировать обстановку на фланге, мне открывается прекрасный вид на то, что происходит по фронту, то есть мы могли заранее знать о нападении с любой стороны, за исключением леса, что было маловероятно, или с другого фланга, где в охранении сидела другая группа немецких солдат. Наши товарищи у домов могли спокойно отдыхать, чувствуя себя в безопасности, насколько это слово вообще применимо в отношении скрывающихся ото всех беглецов. Мои подчиненные, которых со стороны домов уже не было видно, рассыпались на мелкие группы и заняли наблюдательные посты, готовясь к любым неожиданностям.
Незадолго до рассвета со стороны домов раздались звуки стрельбы. Я быстро пополз в ту сторону и с ужасом убедился в том, что там уже идет настоящий бой, на отдельных участках переходящий в рукопашную схватку. Как оказалось, в лесу остановилась русская часть, в состав которой входили конные казаки, очевидно специально дожидаясь нас, а может быть, по досадной случайности. Должно быть, русские слышали, как мы подошли к лесу ночью, и затаились в ожидании подходящего момента для нападения. Наших товарищей застали врасплох, сонными, и, прежде чем они успели проснуться, многие были уже убиты или захвачены в плен. Спастись удалось только одному. Этот человек до войны был моряком и поэтому имел странную для всех нас привычку не ночевать на земле. Вот и в то несчастное утро он устроил себе «гнездо» на нижних ветках одного из деревьев и поэтому сумел остаться незамеченным. Когда русские ушли, он слез с дерева и вместе с еще двумя счастливо спасшимися товарищами сумел добраться до второго отряда из шести солдат охранения, которым приказали наблюдать за подступами к месту дневки на другом фланге. Потом все они поспешили присоединиться к моей небольшой группе.
Выживший очевидец рассказал мне, что сам видел, как генерал выскочил из домика, двумя выстрелами уложил двух казаков, потом направил пистолет на себя, на секунду застыл, а затем последним выстрелом вышиб себе мозги. Мы молча стояли, подавленные новостью о том, что человека, задачей которого было «молотить» врага, больше не было среди нас. Он предпочел позору плена смерть, и мы восхищались им. Было невозможно представить, что такой человек, как генерал Дрешер, окажется в руках противника.
Теперь мне поневоле пришлось взвалить себе на плечи его обязанности. До того момента я всегда считал, что мои плечи иногда были слишком слабыми, чтобы позаботиться даже только об одной- единственной голове — моей собственной. Со своего наблюдательного пункта я видел, как противник гонит наших товарищей в плен. Я принял решение вести свой отряд в противоположном направлении. И двадцать семь убитых горем человек молча отправились в путь.
Стараясь не шуметь, мы пробирались через поле, а потом вышли на дорогу, которую следовало пересечь, чтобы попасть на относительно безопасную сторону леса. Осторожно разведав подступы к дороге, мы убедились, что вдоль нее были выставлены часовые, на расстоянии примерно по сто пятьдесят метров один от другого. Мы расположились так, чтобы находиться на полпути между двумя русскими, охранявшими подступы к дороге, и стали дожидаться наступления темноты. Потом я повел группу за собой. Мы двигались на четвереньках; каждый молил о том, чтобы не попасть, подобно зайцу, в свет фар приближающегося автомобиля. Мне и еще шестерым моих товарищам удалось благополучно пересечь шоссе, но, когда на дорогу вышел восьмой из нашего «отряда», в темноте мы увидели вспышку и услышали выстрел. Наш товарищ как подкошенный свалился на землю, и я прокричал своим шестерым спутникам, чтобы те немедленно убегали и искали укрытие. Нам удалось проскочить еще около ста метров по полю, которые мы преодолели, наверное, с рекордным результатом. Тут, наконец, показался склон холма и лес, куда мы тут же нырнули. И только здесь мы позволили себе обернуться назад и посмотреть, не преследуют ли нас. Мы увидели, как наши товарищи по другую сторону дороги бегут назад через поле; при лунном свете их силуэты казались черными на светлом фоне поля. Мы видели их в последний раз и хорошо представляли себе, что могло с ними произойти потом, так как вокруг уже слышались крики часовых и лай собак. Шансов спастись в таких условиях практически не было.
Из отряда численностью тысяча солдат теперь осталось только семеро, измотанных и умирающих от голода скитальцев. Несмотря ни на что, мы сохраняли в себе последнюю искру надежды на то, что нам повезет. «Вперед», — командовал я себе мысленно, и в моей голове продолжала настойчиво стучать эта безмолвная команда. С нами больше не было генерала, который строго-настрого запрещал нам двигаться в светлое время суток, за исключением чрезвычайных случаев. Теперь мне самому приходилось принимать решения, и я отдал распоряжение идти днем и ночью, останавливаясь для отдыха и сна, если позволят обстоятельства.
Голод терзал нас не переставая, мысль о нем постоянно вспыхивала в моем мозгу, и я стал даже опасаться за свой рассудок. Найдут ли меня в лесу, выкрикивающего «вперед», еще до того, как я окончательно лишусь сил? Нужно было любой ценой раздобыть какую-то пищу. Я инстинктивно старался двигаться по опушке леса вдоль дороги, понимая, что рано или поздно мы таким образом выйдем к жилью. А уж там мы могли бы отобрать, выпросить или украсть что-то из продуктов. И вот с расстояния примерно трехсот метров мы наблюдаем за одним, а потом и за двумя домами. «Наверное, очередной колхоз», — решил я. Двое из нас поползли к домам через поле, остальные продолжали внимательно наблюдать. В случае опасности наш авангард должен был предупредить нас свистом.
Некоторое время изучая обстановку и не увидев никого, кроме стариков, которые ходили по деревне туда-сюда, мы решили рискнуть. Выйдя на дорогу, мы направились к ближайшему дому. По дороге нам встретились оживленно болтающие старик со старухой. Увидев нас, они мгновенно смолкли. Оба очень перепугались: старик громко воскликнул «Господи!», а пожилая женщина рухнула на колени. Это помогло мне убедиться в том, что мы все еще выглядели достойно, как солдаты, а не как оборванцы.
Не обращая внимания на эту пару, я, постучав в дверь, шагнул в дом и жестами показал, что нам нужна еда. У меня не было времени упражняться в русском языке. Я вынул зажигалку и складной нож и предложил эти вещи в обмен на буханку хлеба, вареную картошку, лук и полный карман зеленого табака, который здесь называли махоркой, с бумагой в придачу. У меня не было никакого желания причинять вред или даже просто угрожать этим людям. Если можно было обойтись без этого, я вообще предпочел бы ничего не воровать у местных жителей. Ведь за это через несколько дней мы могли бы уже висеть на деревенской площади.
Посмотрев на предложенные на обмен вещи, обитатели дома согласились на сделку. Нас пригласили
