шарики… много шариков, самого разного цвета. Гремит несколько выстрелов — зеленые шарики падают на иссушенную солнцем землю резиновыми ошметками, остальные шарики — неспешно уплывают к Солнцу. Уплывают быстро — азотом надували без обмана…
Небольшой причал, выходящий прямо к озеру. Что-то вроде огромной, пара десятков метров в диаметре бочки, уходящей вглубь. Небольшой кран…
— Это одна из частей тренажерного комплекса, предназначенного для подготовки легких водолазов — объясняет инструктор легководолазной подготовки, бритый наголо мужик, у которого вся голова загорела под солнцем — предельная глубина сорок метров, тренажер позволяет отрабатывать любые задачи, которые характерны для боевых пловцов…
Каменные ступени — ведут в небольшой карьер. Несколько голых по пояс, загорелых до черноты парней с трудом разбивают ломами и кувалдами каменные глыбы, тащат из на носилках из небольшого карьера.
— Перекур! — кричит Бек.
Парни бросают ломы, обессилено садятся там же, где только что стояли. Солнце печет просто немилосердно.
— Что это такое? Штрафбат? — спрашивает Председатель, щурясь от солнца.
— Никак нет. Это — будущий закрытый стрелковый полигон. А заодно — единственная форма наказания, которая у нас существует.
— И что, у вас так много нарушителей дисциплины, товарищ Бексултанов?
— Никак нет. Обычно их совсем не бывает. Это те, кто в прошлый день показал наихудшие результаты. Если они худшие — все, что им остается это брать в руки лом и лопату, они ни на что не годны, кроме стройбата.
— Но ведь в любом соревновании обязательно бывает худший.
Бек пожимает плечами.
— Конечно. Просто каждый здесь стремится, чтобы это бы не он.
— Да вы что, совсем охренели?
Охраной Судьи — командует невысокий, жилистый, прошедший Афганистан в составе Каскада-4 подполковник. Когда Бек спокойно объяснил условия упражнения — он аж побелел от ярости. Отвел наглого монголоида в сторону, чтобы разобраться раз и навсегда.
— Вам что, не дорога ваша должность?
— Никак нет?
Подполковник с трудом сдерживается от того, чтобы ткнуть кулаком в наглую хазарейскую харю.
— Нет, к чертовой матери. Как только вернемся в Москву, я напишу рапорт, пусть разбираются тут с вашей махновщиной. Вы хоть понимаете, что вы предлагаете?
— Товарищ подполковник, мои люди не промахиваются!
— А что если кто-то умышленно выстрелит в Заместителя председателя КГБ? Вы хоть понимаете, что стоит на кону?
— Что стоит на кону, товарищ Силантьев?
Кади, как и любой восточный человек — умеет ходить почти бесшумно. И появляется там, где его не ждут.
— Что стоит на кону, товарищ Силантьев?
— Это немыслимо, товарищ Председатель. Я категорически против этого показа. Это грубое нарушение норм безопасности, всех мыслимых норм безопасности!
— Товарищ Председатель, речь идет об одном из наиболее сложных упражнений, которые мы отрабатываем, готовя группы специальных снайперов. Один из снайперов будет стрелять со склона, мишенный комплекс расположен здесь. После каждого выстрела — наблюдатели будут пытаться его обнаружить. Три попытки. Любому желающему — но только три.
— Вы имеете в виду эти мишени, товарищ Бексултанов?
— Так точно.
Простенькая, избитая пулями перекладина. Три картонных листа, подвешены на нитках, на них карандашом — нарисованы человеческие силуэты. До нее от того места, где они стоят — метров десять, не больше.
— Интересно… а зачем там стул?
— Видите ли… Обычно там сидит инструктор, который готовил снайпера. А площадка для гостей — вот здесь, можно постоять в стороне.
— Товарищ Председатель, я протестую категорически — подполковник едва сдерживается — правилами безопасности и при проведении стрельб категорически запрещается нахождение людей в зоне мишеней. А вы хотите подставить под пули заместителя председателя КГБ!
— А кто будет сегодня сидеть на том стуле, товарищ Бексултанов? — поинтересовался Кади.
— Я лично!
— В таком случае, риск более чем приемлемый. Можете приступать.
Подполковник недовольно хмыкнул.
— Сумасшествие. Хорошо. Я так полагаю — что кто-то должен быть наблюдателем и обнаруживать снайпера?
— Верно.
— Визуальное наблюдение?
— Почему? Вон, лежит бинокль на столе. Как только вы обнаружите снайпера, упражнение прекращается. Чистый проигрыш.
Подполковник хмыкнул.
— Одного выстрела хватит…
Горный склон, расстреливаемый сверху беспощадными здесь солнечными лучами. Какой-то кустарник — но жухлый, посеревший от недостатка воды. Камни — небольшие и крупные валуны. И больше ничего.
— Какого черта… — подполковник осматривал в бинокль склон — там никого нет.
— Выстрел! — предостерегающе крикнул один из подчиненных.
Выстрела слышно не было. Только один лист картона — качался от удара пули, в само центре нарисованной карандашом головы — чернело отверстие от пули.
— Один ноль! — громко крикнул Бек со своего стула. Он сидел, развалившись и даже закинув нога на ногу…
— Смиденко! Вон те валуны видишь! Проверь!
— Так точно.
Все с интересом смотрели на здоровяка из девятого управления, в своем черном костюме карабкающегося по крутому склону.
Добравшись до места — он заглянул за валуны и замахал руками — нет ничего. А рядом с ними — качался и второй, пробитый пулей лист.
После второго выстрела — пошел «в поле» и сам подполковник, чья профессиональгная гордость была основательно задета. Все-таки — полноценная командировка в Афганистан за плечами, спецотряд «Тибет»[119], не самые простые места — там как раз и попадались снайперы. Винтовки — пакистанские новоделы и старые, столетние — общее название БУР, это старый Ли-Энфильд триста три. БМП не пробивают, как некоторые трепались — но тысяча метров для опытного снайпера с такой винтовкой вполне нормальное расстояние, а попадет — если без бронежилета, то можно отпевать, ранение всегда тяжелейшее, смерть или инвалидность. Не раз и не два они гасили таких снайперов, носили для этого «Поднос»[120] без плиты. И вычислять снайперов он все таки научился, тем более они обычно не слишком и прятались, полагались на то, что у шурави не найдется, чем дотянуться до них.
