выброшенный в чистое поле по приказу русского диктатора Сталина. Народ гордый, жесткий, не приемлющий подчинения.
— Твой отец жив?
— Да.
— Как он воспримет то, что ты перешел на нашу сторону?
Чеченец — вдруг замкнулся и ничего не ответил. Было видно, что удар достиг цели.
— Его могли арестовать.
— Нет…
— Ты выступал по пакистанскому радио. Призывал предавать.
Чеченец — ожег американца злым взглядом.
— Зачем так говоришь?
— Затем, что я могу тебе помочь. Ты хочешь — чтобы твоя семья была здесь?
Чеченец задумался. Потом выдал неожиданное, совершенно детское.
— Не знаю…
— Америка — дом для разных людей. Русские — это расисты. Они скрывают это — но это так. В их доме — есть место только для русских, остальных они не считают за людей…
Корти по выражению лица чеченца почувствовал — не в масть. Сменил тему.
— Ты знаешь о задании?
— Нет. Ничего не говорили.
— Ты сможешь воевать против русских. В Афганистане. Но должен будешь выполнять наши приказы.
— Что надо будет делать?
— Найти кое-кого. Что ты скажешь о других людях? О русском десантнике, например.
Взгляд был красноречивее любого словесного ответа. Корти чуть наклонился вперед для большей доверительности.
— Я тоже им не доверяю.
Чуть пониженный тон, доверительный взгляд…
— Да?
— Точно. Я думаю, кто-то из них может работать на КГБ. Ты знаешь, что такое КГБ?
— Знаю. Отец говорил, это они лишили нас родины. Родной земли, родного дома. Выбросили нас в поле умирать.
— Кто это может быть, как думаешь?
— Кто-то из русских. Этот… десантник.
Корти тяжело вздохнул.
— Если бы все было так просто. Обычно — предателем бывает как раз тот, на кого и не подумаешь. Кому доверяешь как себе самому, вот в чем дело. Ты не думал о других?
Чеченец настороженно посмотрел на него.
— Речь не о тебе. Ты перешел к нам по идейным соображениям, к тебе вопросов нет. А вот они — боятся расплаты за свои преступления. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кто будет присматривать за всеми остальными. Понимаешь?
Чеченец понимающе осклабился. И этот — идейный… называется. Стучать на своих.
— Понял…
— По этой простой причине я не могу сделать тебя главным в группе. Главным в группе будет Буза — надо показать ему, что мы ему доверяем. А ты будешь присматривать за ним.
— Да понял я…
— И за другими тоже. И как только ты что-то увидишь — ты скажешь мне…
— Этот десант… он ненадежный человек! Ненадежный… шайтан!
Что такое шайтан — подполковник не знал, слово то ли русское, то ли арабское. Ах… да, синоним русского «черт».
— Я уже знаю это. Помоги мне добыть доказательства. Я буду благодарен.
Чеченец прижал руку к сердцу.
— Все сделаю, начальник…
После разговора с чеченцем, подполковник почувствовал себя вымотанным. Разговор с русским десантником выпил его до дна, это был высший пилотаж вербовки, просто так для нервов, для здоровья это не проходит. Разговор с чеченцем оставил чувство какой-то гадливости… как в дерьмо наступил. Хотя можно было быть уверенным в том, что вражда введена в разумные рамки и чеченец — предпочтет настучать, а не ударит ножом в спину. Да и иметь информатора в группе — будет явно не лишним, мало ли что.
Подполковник Корти привалился к стене темного, с плохо выкрашенными стенами коридора. Наощупь выудил из пачки Мальборину… надо бросать.
Щелкнула зажигалка.
— Сильно, сэр. Очень сильно…
Подполковник открыл глаза. Доконич стоял рядом, предлагая прикурить от стандартной солдатской Зиппо, дававшей сильное и широкое пламя.
Подполковник окунул белый кончик сигареты в пламя, отдернул его когда он только зарделся. Втянул дым — и закашлялся. Дым пах горелой тряпкой.
— Ерунда.
— Нет, сэр, действительно, сильно. Если вам нужен будет помощник… надеюсь, вы вспомните обо мне…
Полковник посмотрел на Доконича.
— Вы не знаете, на что соглашаетесь.
— Сэр, мне надоело сидеть на базе и курировать этих русских ублюдков. Я хочу просто убивать их.
— Урок номер один, Доконич… — подполковник втянул дым, почувствовал, что не идет и затушил сигарету — библейское «возлюби врага своего как самого себя» следует воспринимать буквально. У вас не получится установить нужный контакт с разрабатываемым лицом, если вы его ненавидите. Ненависть — совсем не то чувство, которое нужно контрразведчику.
— Я стараюсь, сэр. Но… моего отца повесили русские в сорок пятом, они повесили его как собаку, без суда. Я понимаю, что мой дед был не ангелом… но он заслуживал право на суд, верно?
— Верно. Но русские сильно изменились с тех пор.
— Нет, сэр. Они стараются быть такими же как мы, нормальными людьми, это верно. Но стоит дать русскому волю — и в каждом из них просыпается монгольский варвар, готовый жечь грабить и резать.
Подполковник ничего не ответил.
— Сэр…
— Да, Донконич…
— Если позволите, один вопрос. Вы так долго возились со вторым… он ведь сразу выразил желание сотрудничать…
— Вы помните дело Юрченко? — устало спросил Корти и тут же подумал, что обычный контрразведчик такое дело помнить не может.
— Русский? — настороженно спросил Доконич.
— Он самый. Перешел на нашу сторону, сделал нам несколько подарков.[110] Русские схватили его семью и дали знать об этом. Тогда Юрченко решился нас беспрецедентный шаг. Он уговорил курирующего офицера вывезти его в ресторан. Там вышел в туалет,
