— Имей в виду, на тебя в Москве большие виды имеют. Знаешь языки. Отец с третьей категорией допуска[105]. Мать — со второй. Боевой опыт.

— А он? — Скворцов кивнул назад.

— Он — нет. Языков не знает. Приметный, да и…

Цагоев снова подумал, прежде чем сказать.

— Мое мнение, не будет из него разведчика. Не для этого он. Служить — будет. Но не разведчиком. А вот ты — далеко пойдешь. На любой холод[106]. И это не только мое мнение.

Скворцов понял — чье. Того старика, с которым они были в Пакистане. Он так и не знал, как его зовут на самом деле — потому что ни к чему это знать.

— Это братка мой.

— Не дури — угрюмо сказал Цагоев.

— Я и не дурю.

— Подумай. Пока время есть. Теперь — что тут творится?

— Как чего? Трудовые крестьяне Афганистана, вооруженные бессмертными идеями великого Ленина…

— Ты чего?! — спросил полковник Цагоев лейтенанта Скворцова.

Скворцов понял, что перегнул. Не время, не место… и не факт, что он прав.

— Короче, не все так хорошо, не все так плохо. Заметили, какое в Кандагаре строительство идет, тащ полковник?

— Заметил.

— Переселение идет. Похоже, что лет через десять, если не раньше, будет два Афганистана. Здесь — уже не осталось таджиков, узбеков, даже на базарах. Оттуда — приезжают пуштуны. Кандагар всегда был второй столицей Афганистана, и нет никаких проблем, чтобы ему стать первым. Вопрос будет — в том, как разделятся, мирно или с кровью. И где.

— Да это понятно — полковник если и удивился, то несильно — вопрос в том, как на это Москва посмотрит. В какой край опять кидаться будем. А что про Асефи.

— Я человек маленький.

— Ты комсомолец — издевнулся полковник — комсомолец маленьким не бывает, это политически незрелое мнение.

Как ни странно — и Скворцов и Шило были комсомольцами. Где-то в сейфе лежали их комсомольские билеты, из денежного довольствия вычитали взносы…

— Мое дело маленькое — повторил Скворцов — на вид тут все правильные. Политически грамотные. Тот же Асефи — соловьем поет. А как копнешь…

Шуран Асефи, пуштун со странным именем и странно й биографией был некоронованным королем Кандагара. Из генерал-майора он сразу превратился в генерал-полковника, потому что Масуд званий не жалел. Он был одним из немногих уцелевших офицеров третьего армейского корпуса афганской армии. А до того — при Тараки дошел до майора, при Амине перешел на сторону моджахедов — Амин таких жестких и независимых офицеров в армии боялся и уничтожал по простому подозрению. При Кармале — состоялся его разрекламированный переход обратно — мало кто знал, что у него возникли серьезные денежные разногласия с Халесом, кроме жестокости отличавшегося еще и жадностью. При «народной» власти он рос в должностях и в званиях, хотя коммунистического в нем ни на грош не было. Да и у кого оно было?! Сейчас на это не особо смотрели — смотрели на способность контролировать ситуацию и договариваться: а и то и другое Асефи умел делать великолепно.

Во время мятежа бывшего генерального секретаря ЦК НДПА — Асефи проявил дальновидность и гибкость. Посланного к нему гонца от президента — он посадил на гауптвахту, хотя не расстрелял, не сдал ХАД и не сказал ничего советским, шурави. Потом — ему волей-неволей пришлось выбрать сторону: на этом направлении не было гор, голая пустыня и даже ослабленные части пакистанской армии, наступавшие на этом направлении, благодаря превосходству в воздухе дошли до Кандагара и завязали здесь уличные бои. Отсидеться не отсидишься, а если в город придет Халес — не поздоровится. со своего «старого друга» он прикажет заживо снять кожу. Асефи выбрал свою сторону — самолично расстрелял президентского гонца, вступил в бой, дрался жестоко и умело. Так и получилось, что кроме него — на Кандагар назначать оказалось некого.

Ходили слухи о том, что Асефи вот-вот станет Героем Советского Союза.

— Лучше не копать — сказал Цагоев — не тронь, оно и вонять не будет. А что — кандагарский принц?

Еще одна — история на ночь. Кандагарский принц — упитанный и невоспитанный индивидуум лет сорока, действительно происходил из рода баев и крупных землевладельцев. После революции он остался в стране, вроде как начал сотрудничать. За него ухватились — живой пример того, что далеко не вся афганская аристократия смоталась за кордон и оттуда направляет удары контрреволюции по молодому государству. Его зачислили в армию, сразу со званием генерал-майора, сделали кандидатом в члены ЦК. В восемьдесят шестом во время выборов Президента страны прямо в зале. где собралась Лойя Джирга он чуть не подрался с Наджибуллой, пытался спустить штаны прямо на трибуне. Закончилось все перестрелкой с Президентской гвардией, потом неудачным штурмом дома и вроде как примирением.

Однако — стороны друг на друга обиду затаили. И когда Наджибулла взбунтовался — принц автоматически перешел на сторону советской власти. Сейчас — как это не смешно — он был губернатором Кандагара, главой гражданской власти в провинции. А смешно было — потому что Асефи обладал военной властью, принц — гражданской и они друг друга люто ненавидели. Вдобавок у принца и своих нукеров хватало — был даже специальный отряд из солдат элитных подразделений разгромленной пакистанской армии. Обстановка в Кандагаре от этого смахивала на обстановку в Париже времен кардинала Ришелье — мушекетеры короля и гвардейцы кардинала…

А так — принц был неплохим человеком. Веселым — когда вожжа под хвост не попадала. Любвеобильным — четыре жены и несколько десятков постоянных любовниц, в том числе двое советских. Щедрым — на свои деньги закупил и подарил остающимся тут советским солдатам экипировку с той стороны границы — иранскую, но многим лучше, чем советская дрянь. Делали то американцы, для шахской армии. И все бы ничего — если бы не его эскапады, когда он и штаны в президиуме мог снять. Да скверная привычка не договариваться с врагами, а убивать их.

— Принц… А знаете, тащ полковник — вдруг с веселой решительностью сказал Скворцов — он лучше, чем Асефи!

— Почему?

— А камня за пазухой не держит.

Цагоев мелко расхохотался.

— Это ты просто не видишь.

— Нет, тащ полковник, никак нет. Принц — нас не предаст. Ума не хватит — если жить дадим — не предаст. Асефи — предаст. Себе на уме…

Цагоев промолчал. Как же тогда… обосрались. Одна управляемая бомба, всего одна! И явно не просто так — узнать бы, кто навел, руками бы порвал эту суку. И не стало — генерал-лейтенанта Куракина Владимира Дмитриевича, арабиста, афганиста, специалиста по диверсионной войне. начинавшего еще во Вьетнаме. Он — вот где всю эту шошу-ерошу держал! Не пикнули бы! И людей подготовил… своих, афганцев. Одна бомба и…

До сих пор не все восстановили… да что там восстановили. Как чувствовал тогда генерал — наверху предательство. Многое делал, не докладываясь, многое ушло вместе с ним.

Господи… как во вражеской стране работаем. А как не так — дело ЦК КПСС, дело врачей-убийц. Так и есть — вражеская страна. Страна, полная врагов.

Врагов народа.