батона и кружка молочной колбасы.

Вербицкий вздохнул с облегчением. Сейчас он повернется. Подойдет к Петровичу и поздоровается. Все объяснится. А здорово все-таки, когда друг, которого считал мертвым, оказывается живее всех живых!

Марат уже подыскивал нужные для начала разговора слова, когда за окнами полыхнула молния. Ослепительная вспышка сделала контуры всех предметов неестественно четкими. Изменилось все, включая Глухина. Его плоть сделалась прозрачной. Когда Марат увидел стальную головку болта спинки стула, поблескивающую сквозь плечо Петровича, стало ясно: в зале ожидания сидит привидение. Сгусток энергии, оставленный Глухиным при жизни и материализовавшийся благодаря чересчур пылкому воображению Вербицкого. Нет, не стоило ему идти сюда. Марат еще раз убедился: от железной дороги не стоит ждать ничего хорошего.

В отчаянии, надежде уцепиться хоть за какой-то осколок реальности, Вербицкий обернулся к кассе. Старушка исчезла. Возможно, она тоже была призраком. Чьим-то воспоминанием. Марат закрыл глаза. Раз. Мать вашу. Два. Когда он досчитает до пяти, привидение сгинет. Все вернется на круги своя и он просто возьмет чертов билет. Вокзал ведь существует. Четыре. А значит, билетами торгует живой человек. Пять! Прежде чем открыть глаза Вербицкий повернулся к зеркалу спиной. Двойной удар в солнечное сплетение потустороннего мира. Даже дураку известно, что зеркала искажают реальное положение вещей.

Все ухищрения оказались напрасными. Вместо того, чтобы исчезнуть, призрак мертвого журналиста поднял голову. Когда-то карие, а теперь подернутые желтизной глаза уставились на Марата. Это на самом деле был Петрович. Знакомые морщинки у глаз. Складки по краям рта. Бледные губы. Застегнутая на верхнюю пуговицу сорочка с загнутыми вверх уголками воротника. Серый, грубой вязки джемпер с треугольным вырезом. Все как при жизни.

Петрович сунул готовую цигарку в угол рта. Подхватил, вставая со стула свой портфель. Марат порадовался тому, что призрак не обращает на него внимания. Чудненько. Вот только Глухин явно направляется к входной двери. Значит, пройдет мимо. Вербицкий сжал ладони в кулаки. Вытерпеть. Не дергаться. Всего несколько секунд. Ничем не выдавать своего волнения. Пусть мертвец идет, куда ему вздумается.

Петрович двинулся на Вербицкого. Свободную руку он сунул в карман брюк, в поисках спичек.

Марат ожидал, что ощутит могильный холод в момент, когда Глухин поравняется с ним. Однако ничего не произошло. Призрак продефилировал мимо без всяких фокусов и, как полагается выходцам того света, прошел сквозь закрытую входную дверь, не утруждая себя ее открыванием. Вот и все.

Вербицкий с облегчением перевел дух. Смахнул со лба выступившие капли пота. Привидится же такое! Вот уж действительно: есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам. Теперь все страхи позади. Марат плюхнулся на ближайший стул. Вытянул ноги. На улице продолжала бушевать гроза. Небо раскалывали молнии и где-то, среди тугих струй ливня расхаживал призрак с «козьей ножкой» в зубах.

Пусть себе. Зато здесь покойно и уютно. Вербицкий отметил режущую глаз чистоту. Новенькие, уложенные в шахматном порядке черно-белые керамические плитки на полу. Обитые светлым пластиком стены. Большой прямоугольник расписания движения поездов с колонками букв и цифр. Все чинно- благородно. Цивилизация добралась и сюда. Он так давно не бывал на железнодорожных вокзалах, что в памяти они сохранились совсем другими. С обшарпанными фанерными стульями, непременной побелкой на стенах, к которым стоило прислониться только один раз, чтобы потом всю дорогу слышать «Мужчина у вся спина белая!».

Еще одним атрибутом вокзалов, которые помнил Марат, был человек, спящий в очень неудобной позе. То ли отставший пассажир, то ли просто бомж. Такой есть на любом вокзале. Будь то знаменитый Казанский или захолустный, на безликом полустанке с плохо запоминающимся названием. Без такого человека вокзал – не вокзал. Но это как видно в прошлом. Бомжей и членов Лиге Отставших Пассажиров изгнали с их лежбищ.

– Будьте внимательны, – раздался где-то под потолком, напрочь лишенный половых признаков механический голос. – На первый путь прибывает поезд… Кр-х-х… Инск!

Вербицкий встал. Вот и конец всем мучениям. Отговорила роща золотая. Через каких-нибудь три часа он выйдет из поезда и надолго забудет о железной дороге. По возможности навсегда.

Шагая к двери, Марат остановился у фонтанчика с питьевой водой. Он выглядел так симпатично, что пройти мимо было просто невозможно. После того, что произошло на вокзале, Вербицкий чувствовал себя Алисой в Стране Чудес и ничуть не удивился, если бы к трубочке фонтана была привязана бирка с надписью «Выпей меня!». Марат сделал глоток. Ть-фу! Содержание фонтанчика сильно отставало от формы. Такой приторно-сладковатый вкус могла бы иметь вода из реки, в которой плавает полуразложившийся труп. Ха! А откуда тебе знать какой вкус будет у такой воды? Молчал бы уж…

Перед тем как выйти на перрон, Марат оглянулся. Режьте меня на куски, но что-то на этом вокзале не так. Не случайно здесь нет людей. Нормальные граждане предпочитают не совать нос в такие места. А что не так? Вербицкий покачал головой. Он не мог определить, что именно его беспокоило. Деталь. Он видел что-то важное. Но это «что-то» ускользнуло, вильнув хвостом. Ну и хрен с ним. Марат пнул дверь ногой и шагнул под ливень.

Глухина, к своему великому облегчению не увидел. Зато старушка была на месте. Застыла на самом краю перрона в позе Анны Карениной. Эй, старая, отошла бы подальше. Неровен час сверзишься на пути! Когда старуха обернулась, Вербицкий решил было, что выкрикнул свое шутливое предупреждение вслух. Луч прожектора прибывающего состава создал странную иллюзию. Преобразил лицо старушки. Темные глаза, тонкие губы и очень нежная, не тронутая морщинами кожа принадлежали девушке. Она была не просто красивой. Вербицкий попытался отыскать для этой красоты нужный эпитет. Гм… Античная. Да. С такими лицами художники и скульпторы изображали древних богинь.

Старушка отвернулась, а Вербицкий с трудом сдержал позыв нервного хихиканья. Эк, куда его занесло. Вот, что могут сотворить с впечатлительным парнем плохая погода и железная дорога.

Прорезав пелену дождя, состав подкатил к перрону. Не совсем обычный состав. Такие вагоны Марат видел впервые. Вместо канонического темно-зеленого цвета их зачем-то расписали в цвета национального флага. Полоса ядовито-красного цвета пересекала вагон по диагонали. Параллельно ей шла зеленая полоса, а разделяли их квадратики белого орнамента. Очередная акция «За процветающую Беларусь!»? Очень может статься. Шизофрения ведь не знает пределов. Вербицкий покачал головой. Додуматься же такого! Двери вагона с шипением открылись. Марат поднялся в тамбур и окинул вокзал прощальным взглядом. Половинки двери сомкнулись без привычного в таких случаях предупреждения. Объявления следующей станции Марат тоже не дождался. Оставалось только одно – не выстебываться, а идти в вагон и выполнять все, что предписано категории граждан, именуемой пассажирами. Марат так и сделал. Уселся на ближайшее место и уставился в окно, за которым продолжала неистовствовать непогода. Хрустнув стальными суставами, поезд тронулся с места и начал плавно набирать скорость. В тот момент Марат наивно думал, что путешествует в пространстве. Будь он повнимательнее, то заметил бы странное поведение секундной стрелки наручных часов, подаренных ему за плодотворное сотрудничество с районной службой госавтоинспекции. Стрелка бешено вращалась, заставляя подрагивать пересекавшую циферблат надпись «Лучшему общественному инспектору 2010 года».

Солнце превращало воды Днепра в расплавленное золото. Марат вытаскивал снасть, сосредоточившись на том, что натяжение лески не менялось. Капли воды, повисшие на прозрачном капроне, переливались всеми цветами радуги. В метре от ладони Марата они срывались в реку, создавая маленькие концентрические круги волн. Судя по тяжести, на крючке что-то было. Вербицкий обернулся, чтобы поделиться радостной новостью с Павликом Ладеевым, но хлопец куда-то подевался.

– Есть! – раздался его радостный вопль. – Ух ты, какая большая! Подлещик!!!

Солнце било прямо в глаза. Марату пришлось поднести приложить ладонь ко лбу и лишь тогда он увидел, что делалось на середине реки. Павлик Ладеев, как и следовало ожидать, не проявил должного терпения. Стоя по пояс в воде он внимательно смотрел на дно. Вербицкий понял: Павлик первым увидел рыбину. Убил интригу, придурок. Если знаешь все, включая тип рыбы, то вытаскивание «донки» уже не священнодействие, а обычная рыболовная рутина.

– Чтоб тебя! – прошипел Марат и добавил громко, чтобы быть услышанным. – Хватит там плескаться! Всю рыбу распугаешь!