величину своих глаз, ритмично отсчитывала удары, беззвучно открывая и закрывая рот. А я, как всегда, выпендрилась: встала по стойке «смирно», словно в почетном карауле, рука, потянувшаяся было к виску поправить волосы, застыла. Ей-право, генерал, принимающий парад войск на плацу.

Не знаю, что было бы дальше, но на своей кровати завозилась Василиса Михайловна. Пробормотав пару нелестных фраз про надоевшую сигнализацию машин, она перевернулась на правый бок и притихла. Медленно мы приходили в себя. Единый вздох облегчения пронесся по комнате и всколыхнул легкую занавеску на ближайшем окне. Я сочла возможным спокойно покинуть обзорную площадку и отступила в сторону, но достаточно неловко.

– Сойди с моей ноги! – приказала Наташка и, не дожидаясь, пока я соображу сделать это, слегка толканула меня назад к комоду. Он, естественно, даже не шелохнулся. – Умели раньше вещи делать, – чуть позже, кряхтя от натуги, похвалила подруга это громоздкое чудо. Мы втроем с трудом попытались бесшумно оттащить его в сторону. – Сундук с булыжниками, блин! Не иначе как Ирке нечистая сила помогала сдвинуть его с места, – отметила подруга во время передышки. – Давайте-ка мы его просто развернем наискосок, нам, главное, как-нибудь протиснуться в комнату и дверь закрыть, чтобы не увеличивать количество сумасшедших в нашей развеселой компании. Есть надежда, что хоть Василиса Михайловна останется в своем уме.

– Не останется, – мрачно изрекла Машуня. – Как можно нормальному человеку спокойно спать, когда…

– Можно, если тебе подмешают снотворного, – уверила ее я, самостоятельно приступив к высвобождению подхода к двери, упираясь в стену руками и в комод задом. Он послушно отъезжал.

– Надо же! – изумилась Наташка. – До этого момента я считала, что самой значительной частью у Ирины Александровны является голова…

– Ну хватит расчленять меня по значимости, – шепотом огрызнулась я, осторожно закрывая дверь спальни. – Надо остановить часы, разбежались тут сами собой. Кроме того, напоминаю: необходимо отыскать телефон, надеюсь, он в исправности. Кто боится идти, может не ходить.

К каминному залу мы подошли, держась друг за друга, после того как я завернула к часам и легким движением руки остановила раскачиваюшийся маятник. Поработали – и будет… народ пугать. Затем Наташка фыркнула и пропустила меня вперед. А я уступила первое место Машуне. Именно она, вцепившись в дверной проем, и затормозила на пороге, странно заикаясь на букве «А».

– Ты хочешь спросить, «а где кресло?» или «а где папа?», – заглянув через ее плечо, миролюбиво спросила Наташка. – Ой, они, наверное, оба поехали кататься… По дороге… В машинах-то бензина нет… Мама дорогая! К кому ж теперь милицию вызывать? И «скорую»… Мистика!

Я с трудом протиснулась в комнату и убедилась сама: Карла Ивановича в ней нет, как нет кресла и следов крови на полу. От человека осталась одна пустая бутылка водки. От кресла – вообще ничего. А на столе отсутствовал собственноручно сооруженный мной из пижамных штанов Василисы и оставленный там сверток с пистолетом. Странные шутки… В это время сверкающая игрушками елка стала заваливаться в облюбованный ею угол. Мы с замиранием сердца следили за этим плавным отклонением от нормального положения. Не помню уже, как она стояла раньше, когда обнаружили тело Карла Ивановича. Кажется, прямо. Мы, не менее плавно, оседали вниз. Нет, до утра точно не доживем. Нас и убивать не стоит. Мы сами…

Нижние ветки елки зашевелились, из-за них показалась усатая морда Бармалея.

– П-привет, Д-дед М-мороз! – ошалело выдавила я.

– Ты куда мышеловку с мобильником дел, шельма?! – выпрямляясь, процедила сквозь зубы Наташка.

– На елку повесил… – тихо ответила за кота Машуня. – Видите, почти наверху? Качается…

– О, блин! Машка, помнится, я обещала лечь, если твой отец встанет. Беру свои слова обратно. Пол не достаточно чистый, а он не достаточно мертвый. А ваше кресло случайно не с мотором? Не на бензине работает? В таком случае папа у тебя, скорее, не Карл, а Карлсон… Иванович. И он над нами просто издевается. Прости, но у меня возникло стихийное желание его как следует треснуть.

– Хватит молоть чепуху! – начиная кое-что сопоставлять, разозлилась я. – Лучше сними мышеловку.

– Почему я?

– Потому что дылда здоровая! А вот и мой фонарик, под Бармалеем! Брысь, пособник нечистой силы! И вообще, давайте одевайтесь – и на улицу. Брысь, говорю!

Кот миролюбиво мяукнул – чего, мол, бесишься, и, помахивая хвостом, вылез из своего укрытия. Усевшись неподалеку, зевнул, потом яростно принялся облизываться.

– Слушайте, это же мой мобильник! – вполголоса завопила Машуня, с удивлением вглядываясь в добытый Наташкой с елки телефон. – Кто его туда повесил?

– Да все тот же, кто сунул мобильник Рената в мышеловку, а потом… кажется, съел, – я посмотрела на кота. – Хотя Карл Иванович говорил, что Бармалей не ест добычу из мышеловки. В таком случае… Господи, неужели вам непонятно, что в доме есть посторонний человек?

Наташка на глазах побелела и пролепетала:

– Ирка, это твое привидение развлекается. Теперь я нисколько не сомневаюсь. А твой, Машуня, отец- полупокойник у него на побегушках, причем с полным техническим оснащением. Имеет личное транспортное средство под названием кресло-самокат.

Машуня нахмурилась, приготовилась обидеться, но перевесил рационализм, и она облегченно вздохнула:

– Просто папа перепил и развлекается, а это свидетельствует о том, что он… – Машуня покосилась на пустую бутылку водки, – … хоть и чуть жив, но… жив. Наташенька, у тебя будет более подходящее время выразить ему свое негодование. Кажется, у меня тоже. Девчонки, а мой сотовый не работает.

– Отключен, – деловито сообщила Наталья, взглянув на экран мобильника. – Набери пин-код.

Машуня деловито попиликала кнопками:

– О! Включился!

– Но где же все-таки мобильник Рената? – опомнилась я и тут же сама себе ответила: – А мобильник Рената Карл Иванович спрятал или оставил у себя. После того как пообещал нам с Натальей глухую и беспросветную жизнь – одни на двоих уши и одни на двоих глаза. Не иначе как с твоего, Машуня, сотового на Ренатовский названивал. А потом твой телефончик и отключил. Проверь исходящие звонки. И именно Карл Иванович прихватил с собой пистолет, который Василиса Михайловна старательно прятала, а я его у нее конфисковала, да нечаянно без присмотра оставила. Скорее всего, у твоих родителей соревнование по скоростным проводам друг друга на тот свет. Праздничная развлекаловка.

– Папа не может так шутить даже спьяну!

Дочь своего отца кинулась суматошно одеваться, одновременно удивляясь тому, что родитель вышел или выкатился на улицу либо не в своем уме и без одежды, либо в своем уме, но все равно без одежды. Подумав, она оставила мобильный телефон в холле на комоде. Мы тоже поспешили одеться. При этом я напялила свои собственные подсохшие сапоги и в первый раз за этот вечер почувствовала хоть какое-то удовлетворение.

Мария Карловна закрыла входную дверь на два оборота ключа и отдала его Наталье. Та восприняла это как должное, заметив, что теперь ее точно не потеряют и не бросят на дороге прозябать в одиночестве. Сейфами так просто не бросаются.

– Тем более такими объемными и весомыми, – успела вставить я, прежде чем от дружеского тычка скатилась вниз по ступенькам.

По-прежнему было ветрено, мела легкая поземка, так что следов от кресла на колесиках – сомнительного средства передвижения даже при наличии мотора не наблюдалось. Мы постояли рядом с крыльцом, старательно делая вид, что обдумываем ситуацию. По сторонам не смотрели. Пугал темный лес, в ночи казавшийся особенно зловещим. Топтались на месте, отворачиваясь от ветра и глядя себе под ноги. Следовало куда-то идти, и для начала я предложила отправиться прямо по дороге.

Передвижение было достаточно сложным, снега намело порядочно, видимости практически никакой – от фонарика отказались сразу, и я его сунула в карман куртки. Какой в нем толк, если высвечивает ровную снежную поверхность? Минут через десять возник вопрос, а куда нас, собственно говоря, несет?