Как одна из сотрудниц, Эмилия прибыла на Госпиталь в один из частных портов. Они были получше грузовых: чистоту и блеск в них поддерживали вездесущие дроны. В состоянии оцепенения она подвергалась обыскам, сканированиям, опросам, и всё это время сознавала, что если бы не сдерживала себя, то стала бы громко, пронзительно кричать.

«Амеранд не прав. Кровавый род не допустит, чтобы система Эразмус прекратила своё существование.

Я — одна из них. Мой отец — Никко Эразмус Доннелли, и я — член Кровавого рода».

Её мать знала это. Вот настоящая причина того, что она уехала. Подумала, что теперь Эмилия в надёжных руках и ей надо было увести с дороги других детей, которые имели… менее замечательные родственные связи.

Потому что системе Эразмус никогда не придёт конец.

Эта фраза постоянно звучала у неё в голове, пока Эмилия шла по коридору к своей комнатушке.

Дверь была не заперта. Она вошла внутрь. С момента её отъезда здесь практически ничего не изменилось. Только сделали уборку и произвели обыск, но это было стандартной процедурой. Плюс, конечно, Великий страж хотел убедиться, что у неё нет каких-нибудь давнишних секретов.

Она бы сделала то же самое.

Эмилия села на свой жёсткий стул и подтянула к себе компьютер. Но она не могла смотреть прямо. Ей следовало поспать и поесть. Она почти ничего не ела во время обратного путешествия и, конечно, не спала.

Но она развернула экран, выдвинула клавишную панель и начала печатать. Она ввела все коды, старые и новые, и наблюдала, как перед ней раскрывается целый мир.

Рапорты. Официальные предписания. Хвалебные отзывы об экспериментах. Мимо мелькала информация о годах, о десятилетиях. Эксперименты всё возрастающей сложности над клетками, над эмбрионами, над взрослыми животными. И начатые пять лет назад эксперименты над людьми. Список подопытных занимал четыре колонки.

Эмилия бегло просмотрела рапорты, наугад, случайно выбирая результаты экспериментов, и сразу перешла к сводкам. Перед её глазами промелькнули неудовлетворённость и неудача в поисках истинного бессмертия. Там и сям возникали враждебные споры. Теории выдвигались и отвергались, выстраивались и рассыпались в прах. Клубок запутанных и сложных для понимания достижений научного и технологического прогресса. Такую неразбериху не подделаешь. Фальшивки были неизменно слишком аккуратно приглажены, и из-за них не было видно, к примеру, стоявших за всем этим людей или имевших место неудач.

Она пролистала вперёд и снова вернулась обратно, наугад совершая скачки во времени, отслеживая не хронологию событий, но имена экспериментаторов. Достижения отдельных личностей. Она связала официальные предписания с персональными записями, с именами тех, кого, как она смутно припомнила, оставили друзья и друзья друзей.

Последний прорыв в проведении экспериментов, как оказалось, произошёл два года назад. В эксперимент включился новый объект. После этого испытания, проводимые над эмбрионами, стали увенчиваться успехом. Дети начали развиваться вместо того, чтобы обрастать опухолями и чахнуть в материнской утробе. У нового объекта был свой номер: IDFM40981A.

Болели пальцы. Перед глазами всё расплывалось, но она не остановилась. Активировала перекрёстную проверку, пробежала глазами ещё одну серию рапортов в поисках имени и отправного пункта, исходной точки. Откуда появился объект IDFM40981A? Если имела место фальсификация данных, то именно здесь.

Наконец открылся первоначальный рапорт о состоянии здоровья. Объекты экспериментов по прибытии должны были подвергнуться сканированию и исследованию. Изменяющиеся черты фиксировались и непременно учитывались. Включая имена и миры происхождения, даже если они больше не упоминались.

Эмилия прочитала рапорт.

«Мне следовало знать, — думала она. — В самом деле, мне следовало догадаться».

Конечно же IDFM40981A была Бьянка Файетт. Пропавшая праведница. Соларианцы отправили бессмертную в систему Эразмус, а система разобрала её на винтики, чтобы посмотреть, как она устроена.

Эмилия уронила руки на колени. Так вот в чём дело. Это реально. Кровавый род, или, по крайней мере, его избранные члены, собирается жить вечно.

И ей вправду необходимо сделать свой выбор и решить, присоединится ли она к ним.

Или, быть может, она уже приняла решение. Её сердце глухо билось о рёбра. Она встала. Почти не чувствуя под ногами пола, прошла вниз по коридору до комнаты Пьяты.

Дверь была открыта. Комнату опустошили. Все следы того, что здесь кто-то проживал, были стёрты. Осталось только несколько предметов мебели, которыми снабжались все, прибывшие на Госпиталь.

Эмилия зашла внутрь. Она стояла посередине и едва дышала. Слишком похоже на пустую квартиру её матери.

— Его нет, — раздался голос из холла.

Эмилию передёрнуло. Стэш Мэдисон, ещё один из их компании, человек заурядный и посредственный, прислонившись к дверному косяку, стоял на пороге со скрещёнными на груди руками.

— Я не знаю, на чём они поймали его в конце концов. Должно быть, на чём-то значительном, потому что его увели клерки, а пять минут спустя вернулись и вытащили все его вещи.

Так. Она — из Кровавого рода. Выдала им Пьяту, не задумавшись об этом дважды. Пьята сам напросился. В том, что с ним случилось, только его вина. Он стал умнее. И жаднее.

Она в самом деле выиграла. Она продолжит победное шествие.

— Может, тебе стоит уйти отсюда, — предложил Стэш.

— Да.

Стэш выглядел обеспокоенным, но за их спинами полировал пол робот-уборщик.

— Я устала, — сказала она. На тот случай, если его интересовало её состояние. — Иду спать. Ты завтра в первую смену?

— Угу. Увидимся?

— Мы там, где нужны.

Она пошла обратно в свою комнату. Закрыла и заперла дверь. Просто так. Они могут войти всегда, когда захотят.

«Всё в порядке. Никаких неожиданностей. И, кроме того, чего мне теперь бояться?»

Она выдала Пьяту. Она жила с этим давно. Тот факт, что она была Эразмус, в противоположность просто эразмианке, не имеет никакого значения. Для этого нет оснований.

Исключение. Только это имеет значение под этим бескрайним чёрным небом.

Эмилия пригладила волосы назад, думая о том, что ей следует делать. Возможно, у неё не так много времени. Великий страж не похож на того, кто станет ждать целую вечность. Возможно, ей стоит как следует пообедать, наесться мяса, и пирожных, и свежих овощей. То, чего не пробовала годами. Теперь у неё это будет всегда. Она — Эразмус. Кровь. Что бы ни случилось впредь, неотъемлемой частью её жизни станет роскошь.

Как рассказать об этом Амеранду?

Она зажмурилась. Так ему и надо. Пусть думает, что она просто пропала. Если бы он поговорил с ней, если бы попытался найти выход, пока они были свободны, в то единственное мгновение на корабле, она бы сказала ему… она могла сказать ему так много.

Ещё одна мысль пришла ей в голову, и её мозг переключился от дум об Амеранде на четыре колонки идентификационных номеров, принадлежавших пациентам. Ни один из них не принадлежал Бьянке